Забытые генералы 1812 года. Книга вторая. Генерал-шпион, или Жизнь графа Витта
Шрифт:
Когда прибыл гвардейский корпус, то его двинули на Варну, а второй пехотный корпус был отправлен к Силистрии. Главные же силы находились у Шумлы и в достаточно критическом положении. Когда сдалась Варна, то было решено этим и закончить неприятно сложившуюся кампанию. Гвардию отправили назад. В октябре началось отступление от Шумлы. Не лучше было положение и под Силистирей. С прибытием туда второго корпуса вдруг выяснилось, что без прибытия туда специальной осадной артиллерии крепость взять невозможно. А когда доставили, наконец, осадную артиллерию, то опять же вдруг выяснилось, что не хватает снарядов. 27-го октября осаду Силистрии пришлось снять.
В общем, Варна оказалась чуть ли не единственным оправданием всей кампании. Успеху же осады (скажу, не хвастаясь) содействовало то, в определённом смысле, что подруге моей Собаньской удалось выведать у Омер-паши. Однако этим не ограничилось участие наше в кампании 1828-го года.
Незадолго до возвращения нашего в Одессу, решили мы втроём (я, Каролина и Бошняк) под видом французских путешественников наведаться в Адрианополь; по-турецки – Эдирне. Это одна из столиц Османской империи, славящаяся своим дворцом и великолепными фракийскими лесами, будто созданными для охоты. На охоту-то мы именно и рвались, и особливо Каролина – она была заядлая охотница.
Итак, мы отправились. Путь был нелёгкий и опасный, и всё же мы благополучно добрались до Адрианополя. У султанского лесничего мы сняли премиленький охотничий домик, совсем небольшой, но при этом очень поместительный. И каждый день охотились – главным образом, на потрясающих пепельных лисиц. А ещё мы любили прогуливаться на берег речки Марицы. Каролина обычно шла впереди, а я и Бошняк двигались поодаль.
И вот однажды, на берегу Марицы, к Каролине подошёл молодой человек, пышно, но недорого одетый, но зато опиравшийся на трость из слоновой кости, всю обсыпанную крупной бриллиантовой крошкой вперемежку с большими неправильной формы изумрудами.
Каролина, не отрываясь, смотрела на эту трость, а мы потихоньку ретировались, заметив, что обладатель трости приближается вплотную к Каролине. Было ясно, что он потрясён нашей спутницей и решительно намерен завести знакомство. Так и оказалось.
Ночью Каролина поведала нам, что обладателем роскошной трости является Решид-бей, чиновник из свиты великого визиря, который со всею своею канцеляриею расположился в султанском дворце. Так как султан был доволен его отчётами с театра военных действий, то визирь недавно повысил его и дал ему должность «имеди», то бишь Решид-бей стал ведать всеми военно-дипломатическими бумагами канцелярии визиря, который ведь командовал всеми турецкими силами в той войне.
Так что знакомство завязалось преинтереснейшее. А когда Решид-бей предложил Каролине поселиться у него, я незамедлительно дал согласие.
Дней десять от Каролины не было ни слуху, ни духу. И вдруг как-то под вечер она объявилась в нашем охотничьем домике, В одной руке изящнейший кошель, инкрустированный весь жгуче-красными рубинами, а в другой – так полюбившаяся ей трость Решид-бея.
Каролина аккуратно отложила трость, а затем уже вытряхнула на столик всё содержимое кошеля – это были военные карты и какие-то бумаги – как выяснилось потом, распоряжения султана, адресованные великому визирю, и наисекретнейшие, между прочим.
Счастью моему не было предела, а Бошняк только крутил головой, не в силах скрыть своей зависти. Ещё бы! Раздобыть наисекретнейшие карты! Как же тут не желать оказаться на месте прелестной Каролины! Но вскоре Бошняк успокоился и вполне разделил мой восторг.
С этим богатейшим уловом, добытым Каролиной ценою бешеных любовных схваток, мы спешно, даже бегом, покинули Адрианополь (точнее, охотничий домик в его окрестностях) и отправились к нашим, можно сказать, унося ноги. И унесли, Бог миловал, несмотря на яростную погоню, устроенную не только разгневанным. Но и испуганным Решид-беем.
Встретили нас, как истинных героев. Государь Николай Павлович сказал мне даже во время приватной аудиенции, что поездка в Адрианополь была самой большой и неожиданной удачей кампании 1828 года, ибо привезённые бумаги, безо всякого сомнения, будут способствовать победам русского оружия в кампании следующего. 1829 года (так именно потом и оказалось).
И это не были пустые слова со стороны Его Величества Николая Павловича.
Между прочим, государь был убеждён, – и я никак не смог его разуверить – что никакой случайности не было, и что дело вовсе не в буре, ибо не только прогулку в Адрианополь, но и само наше морское путешествие из Одессы в Константинополь будто бы я спланировал заранее. Для меня, конечно, это было чрезвычайно лестно, но всё-таки всё решила именно своенравная буря; другое дело, что я смог очень даже умело воспользоваться её плодами.
Как раз непосредственно за адрианопольскую прогулку мне и был пожалован на эполеты вензель Его Императорского Величества. Но это ещё далеко не всё (это я о наградах).
К концу апреля 1829 года возобновились боевые действия. Именно тогда (а именно 21 числа) я и был произведён в генералы от кавалерии, что тоже, на мой взгляд, в некотором роде было реакцией на рискованную и дерзкую поездку в Адрианополь, к изумлению многих столь блистательно завершившуюся.
А Каролине моей, по возвращении в Одессу, я подарил очередной бриллиантовый перстенек (о ворохе новых нарядов и шляпок уж не говорю). Ежели присовокупить сюда изъятую ею у Решид-бея драгоценную трость, то путешествие оказалось для неё весьма даже прибыльным.
Бошняку же, из доходов от южных военных поселений, были выплачены в качестве наградных двенадцать тысяч рублей.
Кстати, Александр Карлович уже не был отставником, и официально числился при исполнении обязанностей. Всё дело в том, что ещё 15 июля 1826 года, через день после казни декабристов, по высочайшему повелению императора Николая Павловича, он вновь был принят на службу в чине коллежского советника, с тем, чтобы состоять при начальнике южных военных поселений графе Иване Витте – до этого Бошняк помогал графу на добровольных началах, из чистого патриотизма.
Часть седьмая. После польского восстания. 1831–1833 годы
Каролина Собаньская-Чиркович-Лакруа, урождённая графиня Ржевусская
Искренняя исповедь страждущего женского сердца
(некоторые извлечения из мемуаров)
Перевод с французского
Поразительно, но умнейший, проницательнейший, преданнейший граф Аракчеев, сумевший войти в особое доверие и к императору Павлу, и к сыну его Александру, был при царе Николае Павловиче раз и навсегда отставлен. А вот злостный интриган Витт, имевший репутацию проходимца и чуть ли не висельника, тем не менее сумел при Николае Павловиче быть в исключительном фаворе.