Забытые письма
Шрифт:
– Да опять пучит живот… Переела вчера луку маринованного. Вечно от него маюсь потом.
– Тебе надо показаться доктору Маку, если не пройдет.
Макензи по-прежнему практиковал, хотя после их ссоры Хестер обращалась к доктору Пиклзу, который держался с ней с неизменным почтением.
– Да нет… Мятные таблеточки и чашка чаю с укропом помогут. Спасибо.
Хестер понимала, что настаивать бесполезно, но Эсси очень похудела, щеки ее впали. Ну разве справедливо будет взвалить на нее дополнительную работу?
Но, когда Хестер передала
– О, как замечательно будет открыть двери дома и заполнить все эти комнаты людьми! Мы с Мэгги справимся. Можем попросить еще кого-то из деревни помочь. Говорят, большое событие будет. В «Газетт» писали, что ожидают принца Уэльского… Да мы в жизни больше не увидим ничего подобного! Ох, просто не терпится рассказать Сельме наши новости!
Письма исправно пересекали Атлантику – вот школьные успехи Шери, а вот Большой Джим получил главную роль в «Побеге на Запад».
«Только не моргни, а то пропустишь нас в эпизоде у магазинчика. Я там выбираю ткань, а Шери – она с косичками – прыгает на одной ножке. Правда, сцену могут и не включить… И тогда, значит, несколько дней работы впустую – ну, зато хорошо заплатили».
Эсси порылась в газетных афишах, пока не отыскала объявление, что в Кейли идет эта картина, и они вместе отправились на поезде посмотреть фильм.
Хестер в жизни не видела ничего более пошлого и безвкусного, а эпизод у магазинчика в ленту не включили. Большой Джим весь фильм скакал, будто косматая горилла, и ничего, кроме смеха, своими ужимками не вызывал.
– Да уж, это не ваш любимый Руди Валентино, а? И этот грим… Вот здорово будет, когда появится звуковое кино! Со звуком фильмы будут более интересными, как вы думаете? – рассуждала Эсси.
У Хестер не было суждения по этому поводу. Она лишь думала, что не такой уж большой жертвой с ее стороны будет, если она никогда больше не увидит кинокартины о Диком Западе. Но Эсси любила так вот побаловать себя походом в кино в свой выходной.
Дому пришлось пережить новую волну вдохновенной реанимации – Эсси разошлась не на шутку и даже потребовала, чтобы Хестер убрала с глаз все драгоценные фарфоровые и серебряные шкатулочки и заперла их в ящике в подвале.
– Лишняя осторожность в наши дни не помешает, – настаивала Эсси. – У вас такой прекрасный фарфор, такой хрусталь, мне не хотелось бы, чтобы что-то пропало.
– Но нашими гостями будут люди с положением, – возразила Хестер.
– С положением или без, а не стоит расставлять перед ними хорошенькие безделушки. К чему вводить человека в искушение?
Эсси пеклась о доме, словно он был ее собственным. Ей не принадлежало здесь ничего – только воспоминания и письма, но она чистила и скребла, выколачивала коврики, развешивала их после стирки на веревке – словно строила в ряд провинившихся школьников. Перестелила каждую спальню, по очереди проветрила все комнаты.
Как-то днем Хестер застала ее в комнате Гая. Эсси сидела на кровати.
– Я хотела бы кое о чем попросить вас.
– Валяй, смелей, – отозвалась Хестер, не подозревая, о чем пойдет речь.
– Я думаю, пора вам оставить с миром мистера Гая… и мистера Энгуса. Посмотрите, сколько лет прошло. Разве не лучше будет передать все эти добротные вещи в хороший дом, где их смогут носить, где вещи снова обретут жизнь?
Хестер невольно отступила назад, потрясенная честностью обращения и твердым огоньком в ее глазах.
– Но… у меня не осталось других воспоминаний…
– Да, миледи, я знаю. Но это так чертовски много по сравнению с тем, что осталось у меня от моих мальчиков. И это просто вещи. Никто никогда не сможет отнять того, что в вашем сердце… Ваших воспоминаний о хороших временах. У вас есть альбомы с фотографиями, письма. Разве не лучше сейчас передать вещи тем, кто в них нуждается, и поселить кого-нибудь в комнатах? Уверена, вам только лучше от этого будет.
– Да кто ты такая, чтобы указывать мне? – вспылила Хестер, загнанная в угол неожиданностью этого выпада.
– Это недостойно вас. Надеюсь, я ваш друг, как и ваша служанка. А друг говорит правду, даже если она и ранит. Я подумала, сейчас подходящий момент. Я всегда буду благодарна вам за то, что вытащили меня из нашего коттеджа на новое место, когда мне так требовалась поддержка. Чем же еще я могу отплатить вам, как не ответной честностью? Вы так долго скорбите, словно все случившееся – целиком ваша вина… Вы думаете, я не знаю, что ваш сын не вступился за моего, когда ему нужна была его защита? Думаете, не знаю, как тяжело вам из-за этого? Но вы уже сотни раз вымолили себе прощение, позволив мне обрести мир и покой в стенах этого дома.
Хватая ртом воздух и стараясь не выпустить наружу рыданий, Хестер бухнулась на кровать.
– Как же ты живешь с такой болью? – спросила она. – То, как поступили с твоим сыном, – как ты с этим живешь?
Эсси посмотрела ей прямо в глаза и пожала плечами.
– День за днем, шаг за шагом… А чтобы пережить тот день, я прошу мужества, чтобы мужество одолело горечь. Стараюсь думать о счастливых днях – как мы ездили по окрестностям в открытом шарабане, устраивали пикники, готовили концерты в воскресной школе. Если бы я думала только о том, другом дне… Это давно бы убило меня.
– Ты заставляешь меня испытывать стыд. Какая же я глупая. Ведь один из моих мальчиков до сих пор бродит где-то по свету и ненавидит меня.
– Отчего вы так говорите?
– Я слишком эгоистично любила их, я совершила дурной поступок и не могу простить себя за это, – разрыдалась она.
– Все уладится. Обязательно уладится. Я это знаю так же, как знаю и про моего мальчика. Он не был трусом. Я покажу вам одно письмо. Никому я его не показывала, даже Эйсе. Он бы не снес такого…
Хестер смотрела, как Эсси с трудом поднимается по лестнице, останавливаясь на каждом повороте перевести дыхание. Вернулась она с конвертом, заметно истертым, и сунула ей его в руку.