Забытые смертью
Шрифт:
Проснулся Левон от робкого стука в дверь. Так просили открыть лишь дряхлые старухи, потерявшие накануне своих кормильцев, либо ослабшие от горя женщины из бедных семей. Своим стуком они заранее говорили о несостоятельности. Так стучали нищие, не уверенные в подати. Богатые стучали громко, настырно. Уверенные в том, что причиненное беспокойство сумеют оплатить с лихвой.
Левон чертыхнулся на ранних гостей, заявившихся ни свет ни заря. Неохотно встал. Накинул рубаху, влез в шаровары. В дверь постучали вторично. Более нерешительно, тихо.
— Иду, иду! Хватит греметь! — отозвался Левон и, недовольно прошаркав к двери, открыл ее.
На крыльце стоял старик — сторож поселковой бани, рядом с ним блеклая, как сухая полынь, то ли баба, то ли девка, вся в черном тряпье, трясущаяся, она не могла открыть рот. Слезы по ее лицу лились градом.
— Вот мы тут с внучкой к тебе. Горе у нас, совсем осиротели. Дочка моя померла. Ее мать, — указал на дрожавшую рядом внучку. И, подтерев кулаком мокнущий нос, продолжил: — С деревни они ко мне приехали. У дочки все в животе болело. Я ее к врачам отвел. Вчерась. Так вот мы с Дусей к тебе. Дай местечко на кладбище. Чтоб мог я свою Наталью навещать. Отведи ей рядом с бабкой. Чтоб вместях были, — сорвался на хрип голос старика.
— В деревню везти надо. Там хоронить. Здесь только свои. Не имею права давать место не жителям поселка.
— Наталья родилась в Родниках. Тут долго жила. В деревню замуж вышла. Да не повезло. Овдовела рано.
Рядом с мужем и похороните.
— Так он в Германии погиб. Служил там. На чужбине схоронен. В деревне у них никого не осталось. Вдовий дом кому нужен? — отмахнулся сторож.
— Дядечка, подсобите нам! — глянула на Левона Дуся зареванными глазами. И парень увидел, как красивы эти глаза даже в горе. Большие, синие, как небо. Они смотрели на него с мольбой.
— Входите в дом. Подумаем, что можно сделать, — предложил Левон и открыл дверь.
Они робко переступили через порог. Не решаясь пройти к столу и присесть, топтались у двери.
— Садитесь, — указал он на табуретки, а сам взял план кладбища, открыл журнал.
— Так как фамилия вашей покойной? — спросил старика.
— Петрова она. Наталья Осиповна.
Левон спросил сторожа, где похоронена его жена. Нашел по карте место. Вгляделся. Место для покойной дочери деда Он сыскал вмиг. Но сказалась привычка не соглашаться сразу. И Левон завздыхал:
— Хотел бы вам помочь, да, наверно, не смогу. Слишком мало места. Не остается для проходов.
И в это время почувствовал нырнувшую в его карман руку. Левон перехватил ее. Сжал дрогнувшие девичьи пальцы. Глянул в глаза. И втиснул в руку Дусе помятую десятку. Сказал строго:
— Вот это, барышня, совсем ни к чему. Если пришли в мой дом, обойдитесь без унижений! — Он не отпускал руку Дуськи.
— Мы не хотели обидеть. Но вы не думайте, что мы нищие. У нас в деревне и корова, и телка есть. Да куры. Сад с огородом. Не с последнего отблагодарить хотели. От души ведь. На такое грех обижаться, — не вырывала руку Дуська.
— Для меня все покойники одинаковы. Я для себя выгоды не жду. Сам любого отблагодарить смогу, — погладил руку девушки горячей ладонью. Та вздрогнула, вытащила руку из кармана, оставив в нем червонец. Левон вытащил его, воткнул в ладонь Дуси. И предложил пройти к могиле бабки.
Там он все оглядел. Позвал могильщиков. И обратился к деду:
— Когда хоронить будете?
— Чем раньше, тем лучше.
— Тогда завтра. Устроит вас? — глянул на Дусю. Та головой кивнула согласно. И Левон, указав на могильщиков, сказал: — Теперь с ними договаривайтесь. Потом ко мне зайдете.
Вскоре, указав место для новой могилы, Левон, не оглядываясь, зашагал домой. И тут его нагнала Дуся.
— Скажите, дядечка, что еще надо сделать нам?
— Справку о смерти взять. И принести ее мне для регистрации в журнале.
— Она есть. У деда.
— Остальное — за вами. Гроб, крест иль памятник, как хотите. И завтра после трех приносите свою мамашу.
— Спасибо, дядечка.
— Сколько ж лет тебе, племянница?
— Семнадцать. Восемнадцатый пошел.
— О! Уже совсем взрослая! Скоро замуж выйдешь? Парень у тебя есть?
Дуся покраснела:
— Какой парень? Откуда им в нашей глуши взяться? Все молодые в города разъехались. В деревне нашей одни старики да бабы. На все наше бабье стадо — пятеро дедов. И один пастух — Ленечка-дурачок. За кого замуж выходить? Не моя это судьба.
— Теперь тебе тоже в город уехать можно. Чего в деревне киснуть?
— А что мне в городе делать? В уборщицы разве? Так и там — без меня полно желающих. А в деревне у нас свой дом, хозяйство. Кто такое кинет? Ить своим горбом наживали. Жаль.
— Учиться не думаешь?
— Зачем? Корову доить давно могу. В огороде и дома умею справляться. Чему учиться мне? Грамота в деревне — дело лишнее. Только годы на нее изводить. Моя мама без нее прожила. И мне — ни к чему. Четыре класса в деревне закончила, и будет. Потом работала. Вместе с бабами.
— Неужели никого не любила? — удивился Левон.
— Как же без того? Мать, деда, всех деревенских…
— Я о другом, — перебил Левон.
— Вы все про это? Нет, дядечка! Рано мне, видать. А теперь и вовсе не могу ни на кого смотреть, покуда год не пройдет от смерти мамани.
— А не боишься в старых девах остаться? — спросил прищурясь.
— Я и так перестарком буду через год. Да и кому нужна деревенская? Нынче на других смотрят, — вздохнула с грустью девушка.
— А можно мне в гости к тебе приходить иногда?
— Зачем? — испугалась она не на шутку.
— Как к знакомой. Может, помочь чем-нибудь смогу. В доме, наверно, давно нужны мужские руки? Да и тебе одной поначалу страшновато будет. Тут же отвлечешься. Легче станет горе пережить, — уговаривал Левон, радуясь, что старый Осип задерживается на могиле.