Забытые смертью

Нетесова Эльмира Анатольевна

Прости, не стану упрекать. Ведь все случившееся осталось в прошлом. Мне не в тягость мое нынешнее. Я не одинок. Не жалей и не беспокойся за мою судьбу. Я ею доволен. К тому же я не чувствую себя неполноценным, не комплексую и, думаю, смогу при желании иметь семью. Но не с тобой. — Отдернул руку, едва не написавшую бранное слово. — Не пиши мне больше. И не вспоминай. Забудь, как горе. Так легче и проще. Не ищи адресов моих и не интересуйся. Ведь сумел же я справиться со своей бедой, какую звал именем твоим.

Я знаю, чего ты боишься.

Уходят годы. И на тебя уже не обращают внимания бывшие поклонники. На смену тебе выросли молодые! И ты остаешься за бортом. Это обидно, если учесть твой характер. Но что поделаешь? Не вечна молодость. Придет еще и твое время. Недолго ждать. И вот тогда оно предъявит счет. Дай Бог выдержать тебе эту проверку, не свихнуться и устоять. Я искренне этого тебе желаю.

Ну, а меня забудь. Как те увядшие букеты, какие я тебе носил в юности. Знай, не цветут розы на снегу Колымы, вянут на пепле, осыпаются рядом с седой головой, а погибнув, не оживают. Все на свете живет один раз. И умирая — не воскресает. Прощай».

Леха перечитал письмо. Сам удивился собственной выдержке. Немного длинновато оно получилось. Но переписывать не стал. Трудно было за себя поручиться.

Он заклеил его в пожелтевший, старый конверт. Старательно вывел адрес, где его еще ждали. Заставил себя написать даже имя и отчество, обматерив его при этом много раз. Не написав обратного адреса, передал письмо Николаю, вернувшемуся из отпуска. Тот спешил в село.

Леха сел к костру рядом с Фелисадой, достал Юлькино письмо, бросил в огонь голубые листки. Они мигом вспыхнули и рассыпались в пепел. Повариха удивилась:

— Что это ты сжег?

— Прошлое. Горе свое, — усмехнулся Леха.

Глава 6. ГОРБУН

Горбун Митька, глянув на сгоревшие в костре листки бумаги, сразу понял, чье письмо сжег одноглазый Леха. Он не спрашивал — зачем и почему тот безжалостно и без раздумий расстался с единственной за все годы весточкой. Значит, так надо. И, вздохнув, что еще кто-то оборвал последнюю нить, опустил на грудь голову. Грустно, тяжко стало. Уж сколько лет минуло, как работают мужики вместе, а никто не ушел из бригады, не вернулся в прошлое — к прежней семье, не обзавелся новой. Все не получалось. Словно приговоренные к одиночеству жили здесь мужики, одичалые от горя и глуши.

Митенька с грустью на Кильку глянул. Тот недавно из села вернулся. Теперь в себя приходит. Кулаки хрустят. Едва сдержался. Что поделаешь? Хорошо, что все вовремя. Мог опять в беду влететь. Да судьба уберегла, пощадила. Зная, что не бесконечны силы человечьи и есть предел мужицкому терпению.

Килька о поездке в село сказал коротко. Да и то лишь потому, что на деляне уже всерьез поговаривали о его свадьбе с Дарьей. Он уже сам начал привыкать к этой мысли в отпуске. Потому и заторопился в село. Видно, свыкся с мыслью, решился…

— Я еще не расписался с нею, не был в постели, ни о чем не договорились. А ее

семейка забросала меня условиями. Мол, в село переезжай. Иначе говорить не о чем. Что за семья, если муж за сотню верст от дома работает? Нечего с холостыми мужиками работать, за ними дурная слава далеко пошла. Сплошь алкаши и кобели. Даже сказать стыдно, где зять работает, — сплюнул Килька.

— Ну, это мелочь! — отмахнулся Никитин и добавил: — Тебе с Дарьей жить. На родню забить можно. Главное, как она — баба!

— От них не оторвалась и моею не стала. Но сказала, что от отца не уйдет никуда. Напомнил, как она со мною просилась, когда в отпуск уезжал. Голову угнула. Покраснела. Но ответила, что если и выйдет за меня замуж, то при условии моего переезда в село. Насовсем. Ну и еще чтобы я, покинув бригаду, с ее отцом работать бы стал. Напарником. На охоте. Пушняк промышлять. Я и спросил, мол, вы зятя по заказу хотите? Старик головой кивнул. И ответил, гад: «Мне помощник нужен. Здоровый, сильный. Чтоб меня, старого, в доме заменил. Кормильцем стал для всех. Меня уже силы подводят. А детей на ноги надо поставить. Вот и хотим взять в дом помощника». Послал я их всех в жопу и без оглядки из дома выскочил. Хорошо, что вовремя раскололись. А мне, дураку, наука, не лезть в хомут, не оглядев упряжку и груз.

— Ладно, Килька, не горюй! Ни хрена не потеряно. Да и прав по-своему дед. Ему стареть страшно без помощника. Вот и высказался начистоту. Поставь себя на его место. Тогда поймешь, ничего обидного он не сказал и не предложил тебе, — встрял Петрович.

— Запрячь меня с рогами вздумали. Чтоб на всех вкалывал. И чтоб всегда на виду, как на поводке барбоска! Лесорубом я им не нужен! А они мне с чего понадобились? Может, я весь отпуск заставлял себя к ним заглянуть по возвращении! Они о том узнали?

— Так подожди! Ты ей предложение сделал иль нет? — перебил Никитин.

— Не успел.

— Тогда чего кипишь? Остынь! И жди… Время само все на свои места расставит. Тебе стыдиться нечего. Ты в гости пришел. А старик поторопился. Но у него дочь. И девка с характером. Это о себе еще не раз даст знать, — рассмеялся Никитин.

Килька все еще злился на старика и клялся каждому пеньку на поляне, что никогда в село не поедет. Не оглянется на дуру Дарью, забудет ее, вырвет из памяти.

Митька молча жалел Кильку. Сказать всегда просто. А чтобы выполнить, сколько бессонных ночей надо пережить, сжимая в кулак сердце.

Горбун смотрел на пламя костра. Сколько горьких историй и случаев рассказано здесь, на этом месте, даже ели пожелтели от сострадания. И только люди, не переставая, чинят зло друг другу, забывая, что жизнь — всего миг на земле…

Митьку выгнала из дома сестра. Среди ночи. Пьяная, схватила в охапку и выставила за дверь лишь за то, что посмел уснуть в ее постели. Не успев согреться — обоссал. Переночевав на чердаке, мальчишка попытался вернуться домой, но дверь оказалась на замке.