Забытый август
Шрифт:
– Лежи тихо, - сказал ему Костя, - а то свяжем тебя... Пахан продолжал вырываться. Он, как и мы, сильно устал, но дергался, не переставая.
– Пусти его, - вдруг сказал мне Костя.
Мы поднялись на ноги. Пахан тоже. Мы стояли в двух метрах, покачиваясь от усталости и готовые снова броситься друг на друга.
– Может, хватит?
– сказал Костя.
Пахан смотрел на нас с ненавистью. Меня тошнило. Я еле держался на ногах. Если бы он напал на нас еще раз, я бы не смог даже рукой пошевелить.
– Пошли, - сказал мне Костя.
– Нечего тебе тут делать.
– Он повернулся и пошел к своему дому.
Я пошел за ним. Через несколько шагов я оглянулся. Пахан стоял на том же месте, сжав кулаки. Остальные смотрели на него, ждали, что же он сделает. Они, как и я, знали, что он обязательно что-то сделает. Никогда он не потерпит, чтобы на глазах ребят все так кончилось.
Я шел вслед за Костей, пока не услышал крика Лени. Мы обернулись одновременно - Костя и я - и увидели, что Пахан стоит на том же месте.
– Элик, - услышал я крик Лени, - у него револьвер!
И только тогда я увидел, что Пахан что-то держит в руке.
– Негодный, наверное, - сказал я.
И тут же раздался выстрел. Упал Костя. Они бросились врассыпную. Пахан побежал к оврагу.
Я щупал тело Кости и не мог понять, куда попала пуля. На мокрой от пота гимнастерке кровь проступила не сразу. И только после того, как проступила кровь, я увидел, что пуля попала ему в грудь.
Костя открыл глаза,
– Это револьвер милиционера, - сказал я, как будто сейчас имело значение, из какого револьвера его ранили.
Нас окружили люди. Подняли Костю на руки. Понесли. Я пошел за ними.
Его увезли в больницу. Меня в машину не взяли...
Через час меня допрашивал следователь. Он сидел за столом управдома в его подвале.
– Ты знал, что у Аркадия Резчикова есть револьвер?
– Нет.
– За что они тебя топили?
– Пахан приказал.
– За что?
Я молчал.
– Бандит тяжело ранил твоего товарища, а ты молчишь, - сказал следователь.,- Ты что, не понимаешь, что этот Пахан бандит? Он же связан со взрослыми уголовниками. Ты знаешь, что мотоцикл, на котором вы все катались, краденый?
– Нет.
– Краденый... А револьвер, из которого он стрелял, - личное оружие старшины милиции. Преступники совершили на неги покушение на вашем пустыре и украли револьвер. А теперь, оказывается, это сделал Пахан или его взрослые дружки. Так за что он приказал тебя топить?
– Из-за одной девочки.
– Какой девочки?
– Нели Адамовой.
– А какое она к тебе имеет отношение?
– Никакого.
– А к Резчикову?
– Она ему нравится.
– А тебе?
– Тоже.
– Понятно, - сказал следователь.
– Ну, ладно, иди. Только будь дома, можешь еще понадобиться.
Я вышел в коридор. На скамейке вдоль стены сидели все члены нашего "отряда". Они вскочили на ноги и окружили меня,
– Ты сказал ему, что мы не дрались с вами?
– спросил Гусик.
Хорек и остальные испуганно ждали моего ответа. Я молчал. Тогда они заговорили все сразу, перебивая друг друга:
– Откуда мы знали, что у него револьвер?
– Мы не дрались! Он один с вами дрался.
– Нам что говорили, мы то и делали.
– Он нас тоже бил.
– Мы боялись Пахана.
Они пытались доказать мне, что ни в чем не виноваты. Один Леня сидел спокойно.
– Не бойтесь, - сказал я.
– Ничего вам не будет... Дайте пройти...
У двери меня догнал Хорек. Он боялся больше всех.
– Элик, - сказал он, - ты сказал следователю, что я вместе с тобой помог Лене. Помнишь, ты приходил ко мне...
В больницу меня не пустили.
– Нельзя, мальчик, - сказала мне дежурная.
– Потом придешь, когда полегче ему станет...
А через неделю его из больницы перевезли в военный госпиталь, а оттуда повезли в часть, к боевым друзьям. Я так и не увидел его больше.
29 августа
Сегодня за Костиными вещами приехала машина из части. Управдом открыл дверь, и усатый сержант, фотография которого висела у Кости на стене, собрал в вещмешок его пожитки и отнес в машину. Я хотел помочь сержанту, но он оттолкнул меня.
– Полвойны прошел человек, ни одной царапины не получил, а вы тут чуть не загубили его...
Он положил мешок на заднее сиденье, сел рядом с водителем, и машина, рванув с места, уехала.
Я пошел домой. Наверное, я шел очень медленно, потому что, когда услышал свое имя и обернулся, взрослых на пустыре уже не было, а за мной, растянувшись в цепочку, плелась вся наша бывшая компания...