Забытый легион
Шрифт:
— Он имел в виду тех, кто нас завоевал.
Олиний кивнул.
— Проклятые римляне! — Тарквиний швырнул камень в ту сторону, откуда уже давно улетел ворон.
Он догадывался, что гаруспик восхищается его силой и ловкостью, хотя и не показывает вида. Камень полетел так быстро, что мог бы убить и человека, оказавшегося на его пути.
— С этим даже мне тяжко смириться, — вздохнул Олиний.
— Особенно с тем, как они нами помыкают. — Молодой этруск жадно глотнул воды из кожаного бурдючка и передал его своему учителю. — Далеко отсюда до пещеры?
— Недалеко… — Гаруспик надолго приник к воде. — Но сегодня неподходящий день.
— И ради этого ты тащил меня сюда? Я думал, ты покажешь мне печень и меч.
— Я так и хотел, — мягко ответил Олиний. Он поднялся на ноги и начал спускаться, хмыкая всякий раз, когда опирался на литуус. — Однако знамения на сегодняшний день плохие, и будет лучше, если ты вернешься в латифундию.
Прошло восемь лет с тех пор, как молодой этруск впервые услышал про гладиус — короткий меч Тарквина, последнего этрусского царя в Риме, и про бронзовую печень, одну из тех немногих, с помощью которых предсказатели судьбы обучались своему искусству. Тарквинию до ужаса хотелось увидеть древнюю реликвию. Олиний очень часто упоминал о ней на уроках. Но он знал, что лучше согласиться со старым гаруспиком. Несколько дней не имеют значения. Он поправил мешок на спине и проверил, все ли козы и овцы спустились вниз.
— Мне все равно придется туда подняться. Взять лук и несколько дней выслеживать волков. — Тарквиний попытался придать голосу безразличный тон. — Пусть это серое отродье не считает, что может оставаться безнаказанным.
Олиний лишь хмыкнул в ответ.
Разочарованный, Тарквиний поднял глаза к небу. Не увидеть ему бронзовой печени, пока гаруспик не сочтет, что знамения благоприятны для таких дел. Свистом подозвав собаку, он пошел по узкой тропке вслед за Олинием.
Гаруспика Тарквиний оставил спать в маленькой хижине, находившейся на середине горного склона. Собака свернулась у ног старика. В очаге уютно потрескивали поленья: кости Олиния мерзли даже в ласковую летнюю ночь.
Молодой человек шел хорошо знакомой дорогой мимо обширных полей, оливковых рощ и виноградников, окружавших громадную виллу Целия. Когда он наконец добрался до крепкой известняковой ограды, та еще не успела остыть от дневного солнца.
Лачуги рабов и почти столь же простые жалкие домишки, в которых жили наемные работники, располагались позади главных строений. По пути Тарквиний не встретил ни души — работники вставали затемно, ложились после заката, а потому приходили и уходили в густой полутьме.
Тарквиний остановился у входа во дворик, вгляделся во тьму, но так ничего и не увидел.
Тишину тут же нарушил мужской голос:
— Где тебя носило весь день?
— Кто здесь? — прошипел Тарквиний.
— Твое счастье, что надсмотрщик спит. А не то получил бы палок!
Испуг сразу прошел.
— Олиний рассказывал мне о наших предках, отец. Это гораздо важнее, чем ковыряться на полях.
— А смысл? — Из дверного проема показался приземистый полный мужчина, крепко державший обеими руками амфору. — С нами, этрусками, давно все кончено. Мясник Сулла делал все наверняка.
Тарквиний вздохнул. Этот спор продолжался уже давно. Около двух десятков лет назад многие из оставшихся этрусских семей и кланов, почувствовав возможность обрести хоть какой-то шанс на независимость, вступили в гражданскую войну на стороне Мария. Это была авантюра, заранее обреченная на провал, и тысячи людей погибли напрасно.
— Марий проиграл, — прошептал Тарквиний, — и мы тоже, но это не значит, что о нашем прошлом можно забыть.
— Для нас это была последняя возможность возродиться и вернуть былую славу!
— Ты опять пьян.
— По крайней мере, я выполнил всю дневную работу, — огрызнулся в ответ отец, — а ты без толку шатался где-то со старым придурком и слушал его бредовые россказни.
Тарквиний понизил голос:
— Это не россказни! Олиний учит меня тайным ритуалам и древним знаниям. Кто-то должен их помнить, иначе мы позабудем все!
— Делай что хочешь. Республику уже не остановить. — Сергий шумно отхлебнул вина. — Ничто не остановит эти сучьи легионы.
— Иди ложись.
— Даже наши боги покинули нас, — пробормотал он.
Тарквиний подтолкнул безвольное тело к маленькому сырому домику. Вино превратило некогда гордого воина в одинокого, замкнутого пьяницу. Всего несколько лет назад отец тайком учил его обращаться с оружием. Теперь Тарквиний владел гладиусом так же искусно, как этрусским боевым топором.
Сергий со стоном повалился на соломенный матрас, который делил с Фульвией, матерью Тарквиния, и тут же захрапел. Молодой человек лег у противоположной стены и прислушался к храпу. Он тревожился за отца: если тот будет и дальше пить так же, то долго не проживет.
Уснуть Тарквинию удалось не скоро, но приснившийся ему сон был очень ярким.
Ему снилось, как Олиний приносил в жертву ягненка в какой-то незнакомой пещере. Старик разрезал животному брюхо, извлек внутренности и начал всматриваться в них. Тарквиний обвел взглядом темную пещеру, но не увидел и следа бронзовой печени или меча, о которых так часто говорил Олиний.
Гаруспик осмотрел кишки, и выражение его лица изменилось. Тарквиний окликнул его, но старик не отозвался. Казалось, учитель не замечал его присутствия; он со страхом смотрел на вход в пещеру.
Было трудно сказать, что именно его пугало. Гаруспик положил темно-красную печень на глыбу базальта и начал внимательно изучать ее. Старик по-прежнему то и дело оглядывался, но казалось, что его страх с каждым разом уменьшался. Прошла целая вечность, прежде чем Олиний довольно кивнул, сел на корточки, прижался спиной к стене и стал ждать.
Учитель был доволен, но Тарквиний внезапно ощутил страх, который все усиливался и наконец стал невыносимым. Он побежал к устью пещеры.
Обведя взглядом склон холма, он увидел Целия, приближавшегося к пещере с десятью легионерами. Лица воинов были суровыми и мрачными, каждый держал в руке меч. Перед ними бежали огромные охотничьи собаки.