Забытый - Москва
Шрифт:
– Литвин.
– А чего ж ты по-русски толкуешь?
– Я могу и по-литовски. А ты поймешь?
– Там поглядим.
Дмитрий, возвысив голос, крикнул по-литовски:
– Откроют, наконец, ворота послу Олгерда, или я так и буду мерзнуть здесь всю ночь?!
Повисла тишина и длилась так долго, что Бобер уже вновь занадеялся и показал Константину: приготовиться. Но тут со двора раздался рассудительный спокойный голос:
– Мне не нравится твой литовский. Мерзни дальше.
Дмитрий в досаде ударил кулаком о кулак. Надо было штурмовать. Но лестниц еще не поднесли,
Но тут произошло невероятное. Стоявший рядом и видевший все затруднения своего воеводы Владимир ни с того, ни с сего метнулся вдруг к лестнице, взлетел по ней вверх и свалился на ту сторону. Послышался бешеный собачий лай, сразу же перешедший в предсмертный визг, и зазвенели мечи.
Рванувшись к лестнице, Дмитрий как во сне, со стороны будто услышал свой запоздалый крик:
– Цыц! Назад!!!
– и увидел, что у лестницы, тоже что-то отчаянно крича, его опередил Гаврюха. Тот молнией мелькнул вверх и исчез. Только вскочив на забор, Дмитрий опомнился и взял себя в руки. Огляделся.
Во дворе, став спиной к забору, отчаянно и ловко отмахивался от четверых князь Владимир. Сбоку на помощь ему уже подоспел Гаврюха. Из глубины двора к воротам с отчаянными криками катилась толпа, но в ней было больше страха, чем решимости.
"Сопляк! Щенок! А ведь пожалуй выгорит дело-то!"- Дмитрий рявкнул своим: Быстро за мной!
– и спрыгнул во двор. Здесь он оказался очень кстати. Отразив несколько ударов по Гаврюхе, которому, не успей Бобер, был бы точно каюк, но который совершенно забыл о собственной безопасности и с собачьей безрассудной преданностью оберегал от ударов мальчишку-князя. А тот, почуяв собственную неуязвимость, вертелся бесом, раздаривая такие тяжелые удары, что один из противников уже выронил меч и упал на колено, а второй только прикрывался щитом, на глазах слабея.
Бобер подоспел вовремя. Впрочем, как и в любой драке в меньшинстве, тут каждый лишний удар был как нельзя кстати и вовремя, не говоря уж о лишнем мече. Так что когда орущая толпа накатилась на них, Дмитрий чувствовал себя уже вполне уверенно, потому что следом за ним во двор спрыгнули еще пятеро. Они встали полукругом, удерживая "плацдарм", на который с забора ежесекундно валились все новые и новые бойцы. Вскоре их стало уже достаточно, чтобы двинуться вперед.
– Оттирай их от ворот!
– громовым голосом гаркнул Дмитрий, и первым кинулся выполнять это молодой князь, да так бешено, что первый из заслонявших дорогу рухнул, а трое шарахнулись в стороны.
"Слышит, чертенок! Ориентируется! Как бывалец, как тут и был! изумлялся Бобер.- Будет толк! Если сразу не ухлопают".
Пробиться к воротам, однако, не вышло. Возле них сгрудилось уже человек сорок, которым было просто некуда двинуться, а из середины этой толпы какой-то командир закричал:
– Не пущай их к воротам, не пущай! Откроют ворота - нам п....ц!
– Вам и так п....ц!
– с новой силой взревел Дмитрий.
– Я Бобров внук, вспомните меня! Сдадитесь - отпущу, нет - всех положу тут к е....й матери!
– Бобер, Бобер тут, колдун, - зашелестело в толпе, - всех положит, пропали, колдун...
– Бросай оружие, мать вашу! Вам говорят!
И, кажется, тот же голос, что только что призывал "не пущать" к воротам, откликнулся:
– Не тронь, мы сдадимся!
– Не трону, бросай, - Бобер почувствовал: гора с плеч!
Но только опустили мечи и вздохнули облегченно у ворот, как из терема послышалась грязная ругань по-литовски и по-русски с поминанием "русских свиней", и с крыльца (и из окон, кажется) сыпанули стрелы. Прежде чем успели понять, что к чему, и прикрыться щитами, несколько человек у ворот упало. Послышались стоны и возмущенные вскрики, получалось - бьют своих.
И опять первым отреагировал Владимир. Завопив: Бобры, за мной!
– он кинулся на крыльцо. Гаврюха, как пришитый, летел за ним след в след.
"А ведь он один его охраняет! Ни я, ни монах не догадались хранителя к князю поставить, - только и успел подумать Дмитрий, как из-под конька фигурной крыши над крыльцом вывалилось что-то непонятное, только на вид очень тяжелое, и рухнуло вниз. Среагировать не успел никто. Лишь Гаврюха умудрился столкнуть князя вперед - тот упал. Сам же отскочить не смог. Это тяжелое - потом выяснилось - дубовая бадья с водой - шарахнуло его вскользь по голове и в левое плечо, и Гаврюха рухнул снопом, даже не вскрикнув.
– Гады!!!
– взвизгнул Владимир и кинулся к двери. Но дверь была, конечно, заперта, а двор перед крыльцом под прицелом, и он остался один в "мертвой зоне", громыхая в дверь, мечась по крыльцу и неумело еще, по-детски, ругаясь.
Вся толпа во дворе была уже заодно. И против тех, кто заперся в тереме. Больно уж подло выглядело их поведение, особенно стрельба по своим. Но и сунуться на хорошо освещенную и простреливаемую площадку у крыльца никто не решался.
Так они и оставались какое-то время: Владимир метался у двери, Гаврила без признаков жизни валялся на ступенях, а толпа, прикрытая спереди щитами, волновалась и топталась саженях в двадцати от крыльца.
Наконец, из этой толпы протолкался вперед и вышел на свободную площадку человек, прикрытый узким длинным щитом. Это был Бобер. Он поднял руку и зычно крикнул:
– Эй, в тереме! Разговор есть!
– и пока в тереме собирались ответить, обратился негромко к Владимиру: - Стой, где стоишь, никуда не дергайся.
Тот, хотя и так никуда не собирался, согласно облегченно кивнул и устало прислонился к двери. Кажется, он начал остывать, осознаватъ, и на него уже накатывала "послебойная" оторопь.
– Не о чем нам разговаривать, проваливай!
– донеслось из ближнего к Владимиру окна (тот даже вздрогнул и отодвинулся).
– А может, подумаете? Запалю ведь сейчас дом с трех сторон, зажарю как поросят, никто живым не выйдет. Сами сдохнете - черт с вами. Детишек, баб жалко. Чего ради? Или Олгерд вас так настращал? За какую-то Ржеву зачуханную, и так пропадать...
В тереме молчали. Похоже, что пропадать не хотелось никому, но и ослушаться своего старшего не решались. Опять все повисло в неприятной тишине.