Забытый сад
Шрифт:
— Послушай, — сказал он. — Папа войдет в дом, а ты должна ждать здесь, в саду.
— Да, папа.
Он помедлил.
— Сейчас не время бродить по саду.
— Конечно, папа.
Сама невинность! Можно подумать, ей и в голову не приходило бродить где не следует.
Кивнув дочери, Натаниэль направился к двери. Он постучал, подождал Элизу, поправил манжет.
Открылась дверь, и на пороге возникла она. Как если бы Натаниэль видел ее только вчера. Как если бы не прошло четыре года.
Натаниэль
Странным было их молчание. Так много надо было сказать, и все же Натаниэль не мог найти слов. Это была их первая встреча после того, что произошло. Он кашлянул и потянулся к ее руке. Не смог удержаться. Она резко отдернула пальцы и отвернулась к плите.
Натаниэль откинулся на спинку стула. Он не знал, как начать, в какие слова облечь свою просьбу.
— Ты знаешь, почему я пришел, — наконец сказал он.
Элиза не обернулась.
— Конечно.
Пока она ставила чайник на плиту, Натаниэль смотрел на ее невероятно узкие пальцы.
— Тогда ты знаешь, что я должен сказать?
— Да
С легким ветерком, который влетел в окно, донесся мелодичный детский голосок: «Лимоны и апельсины, поют колокола Святого Клементина…»
Спина Элизы словно окаменела, так что Натаниэль увидел крошечные позвонки, как у ребенка. Она обернулась.
— Девочка здесь?
Натаниэль испытал извращенное удовольствие от выражения лица Элизы — как у зверька, который внезапно очутился на краю западни. Как он хотел перенести ее черты на бумагу: распахнутые глаза, побледневшие щеки, сжатый рот! И знал, что попытается сделать это, как только вернется в студию.
— Ты привел сюда ребенка?
— Она увязалась за мной. Я заметил, когда было уже поздно.
Болезненное выражение стерлось с лица Элизы и превратилось в слабую улыбку.
— Вот хитрюга.
— Другие бы сказали — озорница.
Элиза присела на стул.
— Мне нравится, что девочка любит игры.
— Сомневаюсь, что ее матери так же нравится авантюрная жилка Айвори.
Она загадочно улыбнулась.
— Ее бабушке — точно не нравится.
Улыбка Элизы стала шире. Натаниэль мгновение смотрел на нее, затем отвернулся. Он выдохнул ее имя — Элиза — и покачал головой. Нужно начинать то, зачем пришел.
— На
— На днях я с радостью увидела, что ребенку хорошо. — Элиза говорила быстро, тревожно, словно стремясь оборвать разговор на эту тему.
— Конечно, ей хорошо, она ни в чем не нуждается.
— Достаток может быть обманчив, он не всегда означает, что человеку хорошо. Спроси свою жену.
— Ненужная жестокость.
Элиза резко кивнула, выражая простое согласие, без намека на сожаление. Натаниэль задумался, есть ли у нее вообще моральные принципы, хотя знал, что есть. Элиза, не моргая, смотрела на него.
— Ты пришел из-за моего подарка.
Натаниэль понизил голос.
— Зря ты его принесла. Ты же знаешь, что чувствует Роза.
— Знаю. Просто я подумала, какой в нем вред?
— Ты знаешь какой. И как подруга Розы, несомненно, не желаешь причинять ей боль. А как моя подруга… — Внезапно ощутив себя глупо, Натаниэль опустил глаза на половицы, словно в поисках поддержки. — Я вынужден просить тебя больше не приходить. Роза ужасно страдала после твоего визита. Она не любит напоминаний.
— Память — жестокая дама, с которой все должны считаться.
Прежде чем Натаниэль успел придумать ответ, Элиза снова повернулась к плите.
— Хочешь чая?
— Нет, — ответил он, понимая, что проиграл. — Мне пора домой.
— Роза не знает, что ты здесь?
— Мне пора домой.
Он надел шляпу и направился к кухонной двери.
— Ты видел книгу? Неплохо получилось, по-моему.
Натаниэль остановился, но не повернулся.
— Прощай, Элиза. Мы больше не встретимся.
Он поправил рукава пальто и отогнал смутные, тревожные предчувствия.
Натаниэль уже почти дошел до двери, когда услышал за спиной шаги Элизы.
— Подожди, — сказала она, теряя часть своего хладнокровия. — Позволь мне поближе посмотреть на девочку, на Розину дочь.
Натаниэль сжал пальцами холодную металлическую дверную ручку и стиснул зубы, обдумывая ее слова.
— Ведь это в последний раз.
Как мог он отказать в такой простой просьбе?
— Только посмотреть. Потом я должен отвести ее домой.
Они вместе вышли через входную дверь в сад. Айвори сидела на краю маленького пруда, перебросив через край голые ножки, так что они касались воды. Девочка гоняла по поверхности листок и напевала что-то себе под нос.
Когда дитя подняло глаза, Натаниэль нежно положил руку на плечо Элизы и подтолкнул ее вперед.
Поднялся ветер, и Лайнусу пришлось опереться на трость, чтобы не упасть. Внизу, в бухте, море, обычно спокойное, так бушевало, что маленькие волны с белыми барашками обрушивались на берег. Солнце пряталось за пеленой облаков. Отголосок дивных летних дней, которые Лайнус когда-то проводил в бухте со своей baigneur.