Забытый сад
Шрифт:
— В моей книге нет этого, наверное, у нас разные издания.
— Было всего одно издание. Потому-то книга такая редкая.
Кассандра пожала плечами.
— Я никогда ее не видела.
Руби хлопнула ладонью.
— Довольно! Чихать я хотела, сколько было изданий. Расскажи нам о сказке, Кристиан. Почему ты думаешь, что она о Мэри и ребенке?
— Вообще-то «Золотое яйцо» — довольно странная сказка, мне всегда так казалось. Не такая, как другие, более грустная, с сомнительной моралью. Она о злой королеве, которая вынуждает юную девушку отдать волшебное золотое яйцо, чтобы
— Ты думаешь, служанка — Элиза? — спросила Кассандра.
— Все сходится, верно?
Руби оперлась подбородком на кулак.
— Дай-ка я уточню, ты утверждаешь, что яйцо — это ребенок? Нелл?
— Да.
— И Элиза написала сказку, чтобы облегчить свою вину?
Кристиан покачал головой.
— Не вину. В сказке не чувствуется вины. Скорее, печаль. Она грустит о себе, о Мэри. И о Розе тоже. Все герои сказки поступают, как считают правильным, но хранительницу яйца не ждет счастливый конец.
Кассандра задумчиво прикусила губу.
— Ты правда считаешь, что сказка, написанная для детей, может быть автобиографичной?
— Не вполне автобиографичной, не в буквальном смысле. Если только с автором не случались весьма странные вещи. — Он поднял брови. — Я только думаю, что Элиза могла превращать истории из своей собственной жизни в сказки. Разве не так поступают писатели?
— Не знаю. А разве так?
— Завтра я принесу «Золотое яйцо», — пообещал Кристиан. — Сможешь сама решить. — Теплый желтоватый свет свечей подчеркивал его скулы, подсвечивал кожу. Он робко улыбнулся. — Волшебные сказки Элизы — единственный голос, который у нее остался. Кто знает, что еще она пытается нам сказать?
Когда Кристиан уехал в деревню, Руби и Кассандра уложили спальные мешки на синтепоновые матрасы, которые он им привез. Они решили устроиться внизу, чтобы погреться у плиты, и отодвинули стол, чтобы освободить место. Ветер с моря тихо задувал в трещины под дверью, в щели между половицами. Дом пах влажной землей сильнее, чем в дневное время.
— А сейчас пора рассказывать истории о привидениях, — прошептала Руби, грузно повернувшись лицом к Кассандре. Она усмехнулась, по ее лицу пробежали тени и отблески света. — До чего забавно! Я говорила, как тебе повезло заполучить дом с привидениями на краю морского утеса?
— Пару раз.
Руби дерзко улыбнулась.
— А как тебе повезло заполучить «друга» вроде Кристиана — красивого, умного и доброго?
Кассандра сосредоточилась на молнии своего спального мешка, застегивая
— «Друга», который явно считает тебя венцом творения.
— Ах, Руби. — Кассандра покачала головой. — Вовсе нет. Ему просто нравится помогать мне в саду.
Руби весело подняла брови.
— Конечно, ему нравится сад. И потому битых две недели он работает даром.
— Я правду говорю!
— Конечно.
Кассандра спрятала улыбку и продолжила с оттенком негодования:
— Веришь или нет, но тайный сад очень важен для Кристиана. Он играл в нем ребенком.
— И пылкая страсть к саду объясняет, почему он завтра везет тебя в Полперро.
— Простая любезность. Он добрый человек. Я тут ни при чем, никаких особых чувств он ко мне не питает. Я ему вовсе не нравлюсь.
Руби глубокомысленно кивнула.
— Конечно, ты права. В смысле, было бы чему нравиться.
Кассандра глянула в сторону, невольно улыбаясь.
— Так, — она прикусила нижнюю губу, — по-твоему, он красив?
Руби усмехнулась.
— Сладких снов, Кассандра.
— Спокойной ночи, Руби.
Кассандра задула свечу, но полная луна не дала комнате погрузиться в темноту. Серебристая пленка, гладкая и тусклая, как застывший воск, разлилась по всем поверхностям. Кассандра лежала в полумраке и мысленно перебирала фрагменты головоломки: Элиза, Мэри, Роза и, время от времени, совсем не к месту, Кристиан, который поймал ее взгляд прежде чем отвернуться.
Через пару минут Руби тихо засопела. Кассандра улыбнулась. Могла бы и догадаться, что Руби легко засыпает. Она закрыла глаза, ее веки отяжелели.
Море бурлило у подножия утеса, деревья шептали на полночном ветру, Кассандра тоже скользнула в сон…
…Она была в тайном саду, сидела под яблоней на мягчайшей траве. День был очень теплым. Пчела прогудела в яблочном цвету, зависла и уплыла прочь с ветерком.
Она испытывала жажду, хотела пить, хотя бы воды, но рядом ничего не было. Она протянула руку, пытаясь встать, но не смогла. Ее живот был большим и раздутым, кожа под платьем натянулась и чесалась.
Она была беременна.
Как только она это поняла, ощущение стало знакомым. Она чувствовала, как тяжело бьется сердце, чувствовала тепло кожи, а потом ребенок начал пинаться… Касс.
…пинаться так сильно, что ее живот съехал в сторону, и она положила руку на его выпуклость, пытаясь поймать маленькую пяточку…
— Касс.
Она открыла глаза, увидела лунный свет на стенах, услышала потрескивание плиты.
Руби, опираясь на локоть, похлопывала ее по плечу.
— Все в порядке? Ты стонала.
— Все нормально. — Кассандра села и пощупала живот. — О господи. Мне приснился престранный сон. Я была беременна, на очень позднем сроке. Мой живот был огромным и тугим, и все было таким ярким. — Она потерла глаза. Я сидела в огороженном саду, и ребенок пинался.
— Это все наши разговоры о ребенке Мэри, о Розе, о золотых яйцах, все перемешалось.
— Не говоря уже о вине. — Кассандра зевнула. — Но сон был таким реальным, совсем как наяву, мне было ужасно неудобно и жарко, а когда ребенок начал пинаться, еще и очень больно.