Забытый сад
Шрифт:
— Зачем мне лгать Розе?
Тетя Аделина вздохнула, ее щеки провалились.
— Чтобы она была счастлива, разумеется. Разве ты не желаешь ей счастья?
Когда Элиза достигла вершины холма, раскат грома эхом отразился от стен утеса. Небо темнело, дождь становился все сильнее. На поляне стоял дом. Элиза поняла, что это тот самый домик, который притулился по другую сторону огороженного сада, подаренного ей дядей Лайнусом. Она укрылась на крыльце и прижалась к двери, но дождь лил с крыши все сильнее.
Прошло два месяца с тех пор, как Роза и тетя Аделина уехали в Нью-Йорк, и, хотя время стало тянуться медленнее, первый месяц в вихре прекрасной погоды и замечательных историй пролетел незаметно. Элиза все дни проводила между двумя любимыми местами в поместье: черной скалой в бухте, на вершине которой тысячелетия приливов и отливов выдолбили место для сидения, и тайным садом в конце лабиринта, ее личным садом. Как чудесно обладать своим
Элиза достала простой карандаш, который всегда носила под корсажем, положила тетрадь на согнутое колено и принялась писать.
Здесь, в царстве птиц, ветер был сильнее и начал задувать дождь в ее укрытие, роняя кляксы на нетронутые страницы. Элиза прижалась к двери, но дождь все равно нашел ее.
Так дело не пойдет! Где же ей писать, если надолго установится плохая погода? И бухта, и сад перестанут быть хорошим укрытием. Конечно, есть дядин дом с сотней комнат, но Элиза обнаружила, что сложно писать, когда кто-нибудь все время находится рядом. Думаешь, что одна, — и вдруг видишь, что горничная стоит на коленях у огня и ворошит угли или дядя молча сидит в тусклом, темном углу.
Целое ведро воды приземлилось у ног Элизы, намочив крыльцо. Она закрыла тетрадь и нетерпеливо застучала пятками по каменному полу. Ей нужно укрытие получше. Вдруг Элиза увидела красную дверь за спиной. Как она ее раньше не заметила? Из замка торчала богато украшенная головка большого латунного ключа. Ни секунды не медля, Элиза повернула ее влево. Механизм подался с глухим лязгом. Она положила ладонь на дверную ручку, гладкую и необъяснимо теплую, и повернула ее. Послышался щелчок, и дверь отворилась, точно по волшебству.
Элиза шагнула через порог, словно в темную сухую пещеру.
Лайнус сидел под черным зонтом и ждал. Он не видел Элизу весь день, и беспокойство сквозило во всех его движениях. Она придет, он знал это, Дэвис сказал, что девочка собиралась навестить сад, а другого пути оттуда нет. Лайнус позволил векам опуститься, и его сознание скользнуло в прошлое, сквозь годы, в те дни, когда Джорджиана каждый день пропадала в саду. Она вновь и вновь предлагала ему прийти посмотреть, какие растения она посадила, но Лайнус неизменно отказывался. Однако он ждал ее, не ложился спать, пока его baigneur опять и опять не возникала меж изгородей. Иногда Лайнус вспоминал, как много лет назад лабиринт пленил его. Что за изысканное чувство он испытывал — любопытную смесь детского стыда и радости, возникающей при появлении сестры!
Он открыл глаза и затаил дыхание. Сначала Лайнус решил, что пал жертвой собственных фантазий и желаний, но нет, то была Элиза, она шла, глубоко погруженная в свои мысли, и не видела его. Пересохшие губы Лайнуса поглотили слова, которые он хотел произнести.
— Дитя, — окликнул он.
Элиза удивленно подняла глаза.
— Дядя, — медленно улыбнулась она и развела руки в стороны, в одной из них был коричневый пакет. — До чего внезапный дождь!
Ее юбка промокла, прозрачный подол лип к ногам. Лайнус не мог отвести глаз.
— Я… я боялся, что тебя может настигнуть непогода.
— Чуть не настигла. Но я нашла укрытие в коттедже, в маленьком домике по ту сторону лабиринта.
Мокрые волосы, мокрый подол, мокрые лодыжки. Лайнус сглотнул, воткнул трость в сырую землю и с усилием встал.
— Тот коттедж кому-нибудь нужен, дядя? — Элиза подошла ближе. — Похоже, в нем никто не бывает.
Ее запах — дождя, соли, земли. Он оперся о трость и чуть не упал. Элиза подхватила его.
— Сад, дитя, расскажи мне о саде.
— Ах, дядя, как он растет! Обязательно придите как-нибудь и посидите среди цветов. Сами увидите, что я посадила.
Ее руки на его плечах были теплыми, а хватка — крепкой. Он отдал бы весь остаток жизни, чтобы остановить время и навсегда остаться в этом мгновении, он и его Джорджиана…
— Лорд Мунтраше! — Томас в смятении бежал к ним от дома. — Вашей светлости следовало попросить о помощи.
Элиза больше не держала его, Томас сменил ее. Лайнусу осталось лишь смотреть, как она поднимается по лестнице и исчезает в вестибюле. Элиза на мгновение остановилась, чтобы забрать утреннюю почту, и его дом
Мисс Роза Мунтраше,
«Кунард», лайнер «Лузитания»
Мисс Элизе Мунтраше,
Чёренгорб-мэнор,
Корнуолл, Англия
14 ноября 1907 года
Дорогая Элиза!
Что за время! Столько всего произошло с последней нашей встречи, и я даже не знаю, с чего начать. Во-первых, я должна извиниться, что не писала писем на прошлой неделе. Наш последний месяц в Нью-Йорке стал настоящим вихрем. Я в первый раз села, чтобы написать тебе, когда мы покинули великий американский порт, но налетел такой ужасный шторм, что я почти поверила, будто вернулась в Корнуолл. Как гремел гром! А шквалистый ветер! Я целых два дня пролежала в каюте, а бедняжка мама довольно сильно позеленела и требовала постоянной заботы — какой поворот событий, мама заболела, и болезненная Роза стала ее сиделкой!
Шторм, наконец утих, а туман держался еще много дней и реял вокруг судна, точно огромное морское чудовище. Он напомнил мне о тех историях, дорогая Элиза, которые ты сочиняла, когда мы были девочками, о русалках и кораблях, пропавших в море.
Сейчас небо совсем очистилось, и мы все ближе и ближе к Англии…
Постой, зачем я рассказываю тебе о погоде, когда мне столько надо поведать? Я знаю ответ: чтобы не выдать своих подлинных намерений, прежде чем озвучить свои настоящие новости, ведь… Ах! С чего начать…
Ты помнишь, Элиза, дорогая, я рассказывала в моем последнем письме, как мы с мамой познакомились с некими знатными людьми? Одна из них, леди Дадмор, оказалась весьма важной особой, более того, похоже, она прониклась ко мне симпатией, поскольку мы с мамой получили множество рекомендаций и были таким образом введены в высшие круги нью-йоркского общества. Какими сверкающими бабочками мы порхали с одного бала на другой!..
Но я опять тяну время, ведь тебе незачем знать о каждом званом вечере, каждой партии в бридж! Дражайшая Элиза, более немедля, я задержу дыхание и напишу прямо — я обручена! Обручена и выхожу замуж! Дорогая Элиза, я так переполнена радостью и изумлением, что едва осмеливаюсь размыкать уста из опасения, что начну безудержно сливать свои чувства к любимому. Этого я делать не стану — не здесь, не сейчас. Я отказываюсь принижать свои высокие чувства беспомощной попыткой облечь их в слова. Вместо этого я подожду, пока мы снова встретимся, и тогда я все тебе расскажу. А пока, моя кузина, довольствуйся тем, что я парю в огромном и сверкающем облаке счастья. Мне никогда еще не было так хорошо, и я должна поблагодарить тебя, моя дорогая Элиза, — ты в Корнуолле взмахнула своей волшебной палочкой и исполнила мою заветную мечту. Ведь мой жених (ах, как восхитительно писать эти два слова — мой жених!) совсем не то, что ты, возможно представляешь. Хотя почти во всем он само совершенство — красивый, умный и добрый, — в финансовом отношении он настоящий бедняк! (Ты, верно, уже начала догадываться отчего я подозреваю тебя в пророческом даре…) Он в точности такая пара для меня, какую ты придумала в «Подменыше»! Откуда же ты знала, дорогая, что мне вскружит голову подобный человек?
Бедная мама находится в состоянии крайнего изумления (хотя ей уже стало немного легче). Разумеется, она почти не разговаривала со мной несколько дней после того, как я сообщила о своей помолвке. Она, конечно, всей душой мечтала о более выгодной партии и не замечала, что меня ничуть не интересуют ни деньги, ни титул. То были ее желания, и хотя, должна признать, некогда я разделяла их, ныне все изменилось… Как можно, когда мой принц пришел за мной и отпер дверь золотой клетки?
Безумно хочу вновь тебя увидеть, Элиза, и разделить с тобой свою радость. Я ужасно скучаю по тебе.
Остаюсь твоей любящей, сейчас и вовеки, кузиной
Розой.
Если честно, Аделина винила себя. Разве она, в конце концов, не сопровождала Розу на каждое блистательное мероприятие во время визита в Нью-Йорк? Разве не назначала себя дуэньей на бал, который мистер и миссис Ирвинг давали в роскошном доме на Пятой авеню? Хуже того, разве она не кивала Розе одобрительно, когда лихой молодой человек с темными волосами и полными губами подошел с приглашением на танец?
— Ваша дочь — красавица, — шепотом сказала миссис Фрэнк Гастингс, наклонившись к уху Аделины, когда яркая молодая пара отправилась танцевать. — Сегодня она затмила всех.