Зацепить 13-го
Шрифт:
Даррена называли незаконнорожденным, потому что он появился на свет вне брака в католической Ирландии восьмидесятых, и жизнь его всегда была испытанием. А когда ему исполнилось одиннадцать, все стало значительно хуже.
Даррен феноменально играл в хёрлинг, как и Джоуи, но отец презирал его, как и меня. Он вечно находил у Дарренна какой-то недостаток, будь то прическа или почерк, игра на поле или выбор партнера.
Даррен был геем, и наш отец не мог с этим смириться.
Однажды с Дарреном приключилась какая-то неприятность, так отец возложил вину за случившееся на сексуальную ориентацию моего брата.
Даррен родился геем, как Джоуи родился натуралом, а я родилась пустышкой.
Старший брат был тем, кем был, и у меня сердце разрывалось оттого, что в родном доме его не принимают.
Жить бок о бок с отцом-гомофобом было для Даррена пыткой.
Я ненавидела отца за это больше, чем за всю остальную жуть, которую он творил год за годом.
Нетерпимость и откровенно пристрастное отношение к собственному сыну были мерзейшими из его качеств.
Когда Даррен решил на год уйти из хёрлинга и вплотную заняться подготовкой к выпускным экзаменам, у отца снесло крышу. Месяцы отчаянных споров и физических столкновений закончились крупным скандалом, после которого Даррен собрал вещи, вышел за дверь и больше не вернулся.
С того вечера прошло пять лет, и, кроме поздравительных открыток на Рождество, от него не было ни слуху ни духу.
Мы не знали ни его адреса, ни номера телефона.
Он как в воду канул.
После этого все давление, которое доставалось Даррену, перешло на остальных сыновей, которые в отцовских глазах были нормальными.
Если он не коротал время в пабе или букмекерских конторах, то всегда таскал мальчишек на тренировки и матчи.
Все внимание он уделял им.
Во мне он не видел никакого проку; одно слово — девчонка.
Я не показывала успехов в спорте, не блистала в учебе и не входила ни в какие клубы.
В глазах отца я была просто ртом, который надо кормить до восемнадцати лет.
Эти слова я не придумала. Отец без конца говорил их мне по любому поводу.
После пятого или шестого раза я выработала к ним иммунитет.
У отца отсутствовал интерес ко мне, а у меня — к тому, чтобы лезть из кожи вон, пытаясь соответствовать его иррациональным ожиданиям. Я все равно никогда не буду мальчиком, а потому незачем стараться ублажить человека, чье сознание застряло в пятидесятых.
Я давно уже устала вымаливать любовь у того, кто, по его же словам, никогда не хотел моего появления на свет.
Однако меня тревожило то, как отец давил на Джоуи, и поэтому я чувствовала себя такой виноватой, когда брат приходил мне на помощь.
Нынешний год для Джоуи был шестым и последним в средней школе. Добавьте к этому все его прочие заботы: ГАА [7] , подработка на автозаправке, подготовка к экзаменам на аттестат зрелости и, наконец, Ифа — его девушка.
7
Гэльская атлетическая ассоциация (ГАА) — ирландская международная общественная организация спортсменов-любителей, сосредоточенная преимущественно на развитии и продвижении гэльских игр.
Я
По правде говоря, я больше не могла выносить огорчения в его глазах, возникавшего, когда мы встречались в школе. Проходить мимо него по школьным коридорам и знать, как он, взглянув на меня, меняется в лице.
Надо было отдать должное учителям в БМШ: они пытались защитить меня от толпы школьных линчевателей. На второй год моего пребывания там миссис Фолви — преподаватель-консультант — даже договорилась о встречах со школьным психологом раз в две недели. Потом школе урезали финансирование, и эти встречи прекратились.
Мама сумела наскрести денег на частного психотерапевта. Но каждый сеанс стоил восемьдесят евро, и мама просила, чтобы я не делилась всеми своими мыслями. Я сходила туда пять раз, после чего соврала маме, что мне стало лучше.
Лучше не стало.
Лучше никогда не становилось.
Я просто больше не могла смотреть, как мама выбивается из сил.
Я презирала себя за то, что была для нее финансовой обузой. И потому смирилась, нацепила на лицо улыбку и продолжила каждый день ходить в ад.
Однако буллинг не прекращался.
Ничего не прекращалось.
Но однажды все-таки прекратилось.
В декабре прошлого года, за неделю до Рождества и спустя три недели после аналогичной стычки с теми же девчонками, я пришла домой в слезах. Школьный джемпер спереди был разорван, я дышала ртом, потому что в нос насовала бумажных салфеток, чтобы остановить кровотечение. Лицо мне расквасили пятигодки, яростно утверждавшие, что я пыталась охмурить кого-то из их дружков.
Это была наглая ложь — меня обвиняли в попытке соблазнить парня, на которого я никогда не обращала внимания, — и еще одно из множества жалких оправданий для расправы со мной.
И в тот день прекратила я.
Прекратила врать.
Прекратила притворяться.
Просто прекратила.
Тот день стал переломным не только для меня, но и для Джоуи. Он вернулся домой и сообщил: его на неделю исключили из школы за то, что отдубасил братца Киры Малони — моей главной истязательницы.
Наша мама только взглянула на меня и забрала документы из школы.
Вопреки желаниям отца, считавшего, что мне нужно научиться давать сдачи, мама пошла в местный кредитный союз и взяла заем для оплаты вступительного взноса в Томмен-колледж — платную частную среднюю школу, находившуюся в пятнадцати милях к северу от Баллилагина.
Я хоть и тревожилась за маму, но знала: если я еще раз переступлю порог БМШ, назад уже не вернусь.
Я исчерпала свой лимит.
Передо мной замаячила вероятность более счастливой жизни, и я обеими руками за нее ухватилась.
И хотя я опасалась, что за переход в частную школу мне прилетит от ребят из нашего района, я знала: вряд ли это будет хуже того дерьма, которое остается в прошлом.
И потом, я буду учиться в одном классе с Клэр Биггс и Лиззи Янг, с которыми дружила в начальной школе. Это мне пообещал мистер Туми — директор Томмен-колледжа, когда на рождественских каникулах мы с мамой ездили туда записываться.