Зачарованная Эви
Шрифт:
Естественно, чтобы добыть ослов, банде нужно было зазЭЭнить их хозяев. Я испытывала удовольствие, представляя себе, как эти люди вздохнули с облегчением, когда мы ушли, а они опомнились и поняли, что остались живы.
После ночных вылазок я ложилась отсыпаться, и мне частенько снилось, что я вылечила господина Питера от какой-нибудь ужасной болезни.
Десятого октября, холодным осенним утром, я проснулась в ужасе. Начался мой девятнадцатый день в обличье огра. Еще полтора месяца, даже меньше, –
Я сказала ШаММу, что не буду красть сушеное мясо, пока не найдется лучшего метода обучить меня зЭЭнить. Он кивнул и отправил ССахлУУ и ААнг поймать мне человека, чтобы было на ком упражняться.
– Только не ешьте его: он нужен мне живым!
А я хороша – говорить так о человеке! Ну и ну!
– УНН эММонг джООл, – объявил ЭЭнс.
Я тоже. Мы взяли по полоске сушеного мяса. Я откусила… и вспомнила!
Сегодня же день рождения Чижика! Ему исполняется шестнадцать. Если бы я была дома, то закрыла бы аптеку и мы пошли бы гулять. В прошлом году мама приготовила нам вкусной еды, и мы устроили пикник на часовой башне Дженна. Чижик умел видеть красоту, любил о ней поговорить и великолепно знал Дженн. Мы сидели на подоконнике узкого окна, ели и болтали.
Теперь, с новой точки зрения, я заметила, как мы похожи: оба любили и умели есть аккуратно, но были рады, что мама сунула в корзинку с провизией запасные салфетки, обоим нравился контраст между прямыми улицами Дженна и буйной природой за его окраинами.
Настроение у нас, по крайней мере у меня, не было романтическим – нам просто нравилось общество друг друга. Я очень дорожила этим воспоминанием. У Чижика, более общительного, чем я, было много друзей, а у меня – только больные и бывшие больные. С кем он решил провести сегодняшний день – с кем-то из приятелей? Навещал ли он маму хоть раз с тех пор, как мы расстались? Конечно навещал. Он же добрый. Я надеялась, что в день рождения у него не случится ни мигрень, ни несварение.
Я надеялась, что он не забыл меня.
Куда запропастились ССахлУУ и ААнг?
Уже после полудня я наконец различила их в тумане, вечно стоявшем над Топями: две массивные квадратные фигуры по обе стороны от третьей, более изящной. Я напряженно замерла, едва дыша, у меня даже кости загудели от предвкушения. «Иди, иди сюда, человечек. Научи меня всему, что я должна знать».
Очертания фигур постепенно прояснились… и оказалось, что это господин Питер, все такой же неотразимый, согнувшийся под тяжестью седельных сумок.
Глава девятая
При виде меня господин Питер положил свои пожитки, улыбнулся, будто мы с ним были закадычные друзья, и снова изящно поклонился.
– Вот мы и встретились снова… э-э… – Он бросил попытки вспомнить, как меня зовут. – Госпожа целительница.
Обидно, что он забыл.
– Госпожа Эви. – Я повернулась к ССахлУУ и ААнг. – Дайте попробовать.
Ужас, переполнявший господина Питера, мгновенно раздулся, как воздушный шар. Пленник бросился бежать. Я протянула руку и перехватила его.
– Тебе нечего бояться. – Я постаралась говорить как можно нежнее. – Это же я.
Я проверила, окружен ли его страх той оболочкой, о которой говорил ССахлУУ. Ой, да. Я попыталась ее укрепить.
– Я тебе ничего плохого не сделаю.
Ужас ничуть не унялся. Господин Питер сглотнул, попытался выдавить что-то, снова сглотнул. Глаза у него полезли на лоб, что не пошло на пользу красоте.
Я оглянулась. Остальные ощерили на него клыки – потешались за мой счет. Я сделала вид, что сейчас брошусь на них, и дернула господина Питера за собой.
Они все разом попятились и расхохотались.
– Прошу прощения! Господин Питер, вам не больно?
Если бы я случайно вывихнула ему плечо, можно было бы вправить.
Нет ответа. Взгляд у него остекленел. Я покрутила его руку и не ощутила никакой боли, только страх…
…И этот страх пробудил во мне огрскую ярость. Да как он смеет бояться, когда я желаю ему только добра?! Мне же ничего не стоит взять и вывихнуть ему руку, а потом вылечить его. Тогда он поймет, что небезразличен мне.
Тьфу! О чем я только думаю?
Я привела его к границе участка, легонько надавила ему на плечи, чтобы он сел, и опустилась на корточки рядом с ним, боком к банде, чтобы держать их в поле зрения. Они вернулись к прежним занятиям – жевали полоски сушеного мяса, медленно, чтобы растянуть удовольствие.
– Здравствуй.
Я попыталась изобразить очаровательную улыбку.
Его страх не уменьшился.
ССахлУУ, держась на почтительном расстоянии, по-огрски подсказал мне, будто учитель – ученице:
– Скажи ему, что хочешь, чтобы он был счастлив.
Я послушалась. Господин Питер только дернулся в сторону.
– Я никому не позволю тебя есть. Они ведь тебя не съели, сам посуди. А в обычных обстоятельствах ты уже был бы у них в желудках.
У него все-таки сохранились остатки здравого смысла, и он меня понял. Я ощутила, как логика возобладала, а страх чуточку утих.
– У тебя получается, – отметил ССахлУУ по-огрски. – СзЭЭ эММонг ААх форнс.
– В каком-то смысле, – добавил ЭЭнс, тоже по-огрски. – Не как мы. Но очень хорошо! – добавил он полушепотом.
А я хотела научиться, как они, – быстро и надежно.
Остаток дня я посвятила опытам. Говорила тише, громче, выше, ниже, напевно и отрывисто. Заставила ССахлУУ и ЭЭнса показать, как надо, и подражала им. Как по мне, идеально только у них получалось, а у меня нет.
Настал вечер. В конце концов господин Питер немного расслабился, но не благодаря моим стараниям. А я окончательно рассвирепела. Конечно, он не был виноват в том, что у меня ничего не вышло, зато становился съедобнее с каждой минутой. Успокоили меня только три полоски сушеного мяса.