Зачарованная Эви
Шрифт:
Я дала себе слово не становиться Чудовищем из сказки. Я по-прежнему хотела выйти замуж, чтобы любить и быть любимой. Если бы это было не так, я сохранила бы человеческое обличье, но утратила самоуважение.
А ведь некоторые люди так и не встречают свою настоящую любовь.
На четвертую ночь пути почва под ногами стала песчаной, лес поредел, сменившись островками низкого можжевельника. Осталось пятьдесят шесть дней.
Шесть прошло.
Наутро, едва рассвело, я вышла на дорогу,
Что это за фигура виднеется вдали? Я на цыпочках помчалась вперед.
Фигура стала четче. Оказалось, что это ослик, а рядом с ним на земле лежит какой-то куль. Ослик с седельными сумками был такой костлявый, что моя знахарская половина сразу встревожилась, и такой худосочный, что моя огрская половина на него не позарилась бы, если бы я ела ослов.
Молодой человек, на год-другой старше меня, лежал, укрывшись плащом до подбородка. Когда я увидела его лицо, у меня захватило дух. Огр перестал расценивать его как еду, и верх взяла девушка.
Он был настоящий красавец – даже сейчас, когда спал с приоткрытым ртом. Длинные ресницы, тугие кудри под синей шапочкой, чистая кожа, раздувающиеся ноздри и до того резко очерченные скулы, что у меня заколотилось сердце. Высокий – судя по тому, какой он длинный под плащом. Может, у него и характер такой же восхитительный?
Если бы я только научилась уговаривать! Тогда можно было бы путешествовать вместе. Мы познакомились бы и…
И полюбили друг друга?
Впрочем, я и сейчас могу забрать его и утащить. Наверняка я его сильнее.
Взять его с собой к ограм? Нет.
Может, это Люсинда подстроила так, что он очутился здесь, чтобы дать мне второй шанс? А что, феи так могут? А она поступила бы так?
Должно быть, он почувствовал, как я его разглядываю: глаза у него открылись – карие глаза. Я наблюдала, как меняется их выражение: недоумение сменяется ужасом. И я ощутила этот ужас. Миг – и он вскочил на ноги.
– Не бойся! Я только на вид…
– Съешь моего осла!
И он бросился наутек по дороге.
Я могла бы его догнать, хотя он был и проворен, и ловок, что свидетельствовало о крепком здоровье.
Ослик всхрапнул и ткнулся мне в локоть. Откуда животные знают, что я не стану их есть, даже если мое брюхо так и кричит, чтобы я их сожрала?
Интересно, может, в седельных сумках найдется что-нибудь, что подскажет мне, откуда этот господин родом и куда направляется?
Нельзя рыться в чужих вещах!
И нельзя даже заимствовать сушеное мясо без разрешения.
Ослик стоял смирно, пока я расстегивала сумку, в которой что-то странно топорщилось. Из-под рапиры в богатых ножнах засияла медная кастрюлька, начищенная до зеркального блеска.
Рядом – три бронзовые миски с чеканкой. И миски, и кастрюлька – в льняных чехлах, чтобы не поцарапались друг о дружку.
Разносчик. Труженик, как мы с мамой. Я закрыла седельную сумку, не желая запачкать его товар.
Вторая седельная сумка, ближе к шее ослика, тоже была туго набитая, но не бугристая. Бумаги? Или сушеное мясо?
Бумаги. Читать их тоже дурной поступок. Я вытащила всю кипу. На самом верху лежала долговая расписка от господина Питера из Фрелла (киррийской столицы), выданная гному йагХу. Меня удивил огромный размер долга.
– Огры умеют читать?
В нескольких шагах от ослика стоял господин Питер, и в вертикальном положении он выглядел даже красивее, чем в горизонтальном. Сердце у меня затрепыхалось. Наверное, он решил, что можно подойти, раз я не погналась за ним и не съела его вьючного осла. Страх я ощущала по-прежнему, но теперь его можно было укротить.
Люсинда! Я могу выйти за этого юношу. Превращай меня обратно и дай нам обоим возможность выбрать.
Она не стала. Вот бессердечная фея!
Я сглотнула.
– Огры умеют читать, господин Питер, по роду занятий разносчик.
– Господин Питер, – он изящно поклонился, – по роду занятий коммерсант. У меня есть превосходные…
Он умолк – несомненно, не знал, что можно продать огру. Помимо страха, его охватило профессиональное рвение. Я ощутила и то и другое.
Несмотря на рубаху и штаны, я сделала реверанс, постаравшись, чтобы вышло как можно грациознее.
– Превосходные… – он пару раз моргнул, – гм… платья больших размеров.
Пожалуй, в женской одежде я выглядела бы не так ужасно, но у меня не было ни гроша.
– Я госпожа Эвора, целительница. – Я взмахнула ресницами. – Для друзей просто Эви.
– А, госпожа Эви. Вы лечите, а значит, разумеется, не убиваете.
Я улыбнулась, забыв про клыки:
– Вот именно.
Его страх перехлестнул через край.
– Вы позволите удалиться?
Я попятилась. Еще бы! Ему не хочется болтаться тут со мной.
Он направился к своему ослику, и у того задергался хвост. Похоже, ослик побаивался хозяина. Господин Питер взобрался на него и дернул поводья. Ослик двинулся шагом – в ту сторону, куда направлялась и я.
Я снова свернула с дороги. Одиночество нахлынуло с новой силой, хотя ничего не изменилось.
Я шла, шла и думала о любви. Я любила двух человек: маму и Чижика. Разумеется, я любила маму, потому что она была моя мама, но не только: еще и за то, что она такая добрая, хорошая и любит меня.
Отец умер от колик, когда мне было четыре. Наверное, именно поэтому я решила стать знахаркой – чтобы не дать маме умереть от колик и всего прочего. За это время я вылечила десятки случаев колик с помощью пюре из капусты, кориандра и розмарина. Отца я почти не помнила.