Зачарованное сердце
Шрифт:
В первую же ночь она написала Грейс, честно признавшись, что будет отсутствовать по крайней мере несколько недель, и предупредила старую служанку ни в коем случае никому не говорить ее адреса. Еще она просила прислать ей побольше одежды.
Синтия знала, что Грейс особенно строго будет следовать этой инструкции в отношении Питера и Роберта.
Ответ от Грейс пришел с обратной почтой. В кратких, почтительно выбранных выражениях Синтия почувствовала привязанность и понимание, и слезы подступили к ее глазам. Какой верной и преданной была Грейс! Уже не в первый раз Синтия отмечала про себя, как ей посчастливилось, что у нее есть Довер-Хаус. Мир вне его казался бурным злобным морем, пытавшимся захлестнуть ее своими смертоносными волнами. Только в Довер-Хаус с Грейс и Розой было уютно и безопасно.
— И я обязана этим Роберту Шелфорду! — Синтии показалось, что она произнесла эти слова вслух, хотя она не была в этом уверена.
Она пыталась не думать о Роберте, так же как пыталась не думать о Питере. Она занималась детьми, оставив позади все, что имело отношение к Бетч-Вейлу и к тем, кто живет в нем или когда-то жил, и что принадлежало теперь прошлому, а она начала постепенно обретать для себя будущее.
Часто Синтия задумывалась о том времени, когда сможет вернуться в госпиталь, и заставляла себя верить, что обретет там покой, которого так страстно желала. А пока она довольствовалась работой с миссис Грейвс.
Работа оказалась именно такой, как она и ожидала: трудной, изматывающей и временами ужасно раздражающей. Но Синтия любила детей. Однако присматривать за ними час за часом, день за днем — не такая простая вещь. Некоторые малыши были милыми и обожаемыми, другие, как откровенно заметила Дорис, «тихим ужасом».
Даже среди таких крошек можно было обнаружить завистливых, злобных, но чаще они были честные, наивные, доверчивые существа. Синтию удивляло, что каждый ребенок, даже самый маленький, был личностью и что многие родители порой не способны были справиться со своими чадами. Ей казалось, что дети взрослеют с каждым днем. Синтии нравились дети напористые, заявляющие свой характер. Она размышляла, смогут ли они, крепкие и уверенные в себе, создать лучший мир, чем это могло сделать ее поколение.
— Как же это все странно! — сказала она как-то днем, успокаивая маленького мальчика, который упал и разбил себе колено.
— Что? — спросила миссис Грейвс, оторвавшись от штопки крошечных носочков.
— Извечные вопросы, — улыбнулась Синтия. Я думала о жизни вообще… об этих детях и об их будущем… о жизни и смерти… о загробной жизни и рождении.
Миссис Грейвс тоже улыбнулась.
— Я точно знаю, о чем вы думали, — сказала она. — Я в ваши годы тоже размышляла о жизни. О, моя дорогая, я стыжусь, что столько времени потратила впустую, задавая себе ненужные вопросы и выражая пустые сомнения в пользе своего существования, вместо того чтобы заниматься делом.
— Вы думаете, решение в этом? — спросила Синтия.
— Конечно! — твердо ответила миссис Грейвс. — Делать то, что ты должен делать, хотя порой это бывает довольно утомительно и скучно…
— Помогать кому-то в беде! — закончила за нее Синтия. — Вы-то этим занимаетесь, а вот я не знаю, где тот мой, попавший в беду.
— Таким человеком была я, когда вы сюда пришли, — заметила миссис Грейвс. — Просто представить себе не могу, что бы я без вас делала! Завтра возвращаются Хелен и миссис Джонсон, так что все мы сможем вздохнуть свободно.
— Да, конечно, — улыбнулась Синтия. — Но, хотя работа оказалась тяжелой, мне она понравилась. Вы меня не выгоните?
— Разумеется, нет! — тепло ответила миссис Грейвс. — Вы нужны нам и детям, оставайтесь так долго, как сможете. Дети вас любят. Дорис тоже это заметила.
Синтия улыбнулась и посмотрела на мальчика, прильнувшего к ее плечу. Слезы испуга и боли прошли, глазки закрылись… Она подняла голову и увидела, что миссис Грейвс наблюдает за ней.
— Он милый, правда? — прошептала Синтия и крепче обняла спящего ребенка.
— Вы не думаете, что, возможно, это и есть ответ на все ваши вопросы? — мягко спросила директриса. — Ваш собственный ребенок, доверяющий и полагающийся на вас, который останется с вами, когда ваша работа закончится?
Синтия покачала головой, но пожилая женщина успела заметить мелькнувшую боль в ее глазах.
Дверь в дальнем конце комнаты открылась.
— Мама! Здесь кое-кто хочет тебя видеть! — крикнула Дорис.
Синтия повернула голову и с оборвавшимся сердцем увидела, кто стоит за девушкой. Роберт! Роберт, высокий, захватывающе красивый и странно чужой в этой обстановке.
Она видела, как он говорит с миссис Грейвс, видела, как они оба повернулись в ее сторону. Синтия стояла у окна с ребенком на руках, дыхание ее участилось.
Роберт направился к ней. И пока он приближался, Синтии почудилось, что все вокруг исчезло, даже стены и дети испарились, остались только они одни, только она и он… и еще ребенок, которого она держала на руках.
Роберт постоял мгновение, молча глядя на нее. Вопреки всем ее усилиям его глаза притягивали ее так, что она вновь почувствовала магнетизм мужественности, исходящий от него, которому она всегда старалась противостоять.
— Что вы хотите? — Она задала вопрос тихо, почти сквозь зубы.
Лицо его странно переменилось. Таким она никогда еще не видела Роберта Шелфорда.
— Вы должны мне помочь, Синтия, — сказал он. — Только вы можете это сделать. Микаэла сбежала с Хьюго Мортеном!
Роберт говорил спокойно, но теперь Синтия поняла, что за странное выражение обрело его лицо.
Это было страдание.
Глава 17
Синтия не совсем поняла, как Роберт умудрился добиться своего, но после немногословных объяснений и извинений она уже выбегала с ним из яслей.
Он вел машину быстро, но умело. Правда, в его поведении чувствовалась напряженность, готовая в любой момент разбить вдребезги всю его сдержанность.
Роберт не говорил с ней, и Синтия ждала момента, когда он свернет с оживленной улицы, чтобы задать вопрос:
— Как вы меня нашли?
— Заставил Грейс дать мне ваш адрес. Но вы не должны винить ее — она была верна вам до последнего… Когда я сказал ей правду, она согласилась, что только вы сможете мне помочь.
— Может быть, мы остановимся и вы мне все расскажете?