Зачарованный мир
Шрифт:
– Значит, одним противником меньше, – флегматично отметил Сумукдиар. – Эх, если бы и сердечные дела так же легко решались…
Между тем Пушок уже скакал к своим, торжествующе размахивая луком. Со стороны сюэней раздавались испуганные вопли, а войско рыссов гремело восторженными кличами.
– Ну как я его? – возбужденно поинтересовался Саня, взбежав на холм. – Видали?
– Лихо, – одобрил Ползун. – Вот только, боюсь, Тангри-Хан потеряет голову и ка-а-ак стукнет ваджрой…
– Не должен, – почти уверенно сказал Сумук. – Теперь ваджра – его последний козырь.
– А
– Я бы еще час назад ваджрой ударил, – согласился гирканец. – Но это я, а Тангри особой решимостью не отличается. К тому же сейчас мы подтолкнем врага к удобным для нас действиям…
Он подозвал вестовых и велел передать приказ. Через мгновение под холмом загудели трубы, передавшие условные сигналы. Трубачи стояли через каждые двести шагов и, услышав звуки сигнала, повторяли их, передавая дальше. Не прошло и минуты, как приказ достиг самых отдаленных от царской ставки полков. Выполняя замысел командующего, десятка три отрядов легкой конницы поскакали к вражеским порядкам.
Тем временем Сумукдиар кинул в пламя светильника шарик с именем Горного Шакала и произнес, увидев лицо давнего врага:
– Начинай, Кесменака.
Все, кто стояли поблизости, с нескрываемым любопытством следили за его манипуляциями, а Ползун даже поинтересовался: что, мол, должно случиться. Джадугяр объяснил, что теперь, по его замыслу, небезызвестный Горный Шакал во главе нескольких сотен головорезов-бактрийцев должен напасть с тыла на ставку Тангри-Хана.
– А если бактрийский пес подведет? – недоверчиво спросил царь. – Подлая же тварь, знаем его.
– Не сможет. – Сумук издал отрывистый хриплый смешок. – Для того и чары, чтоб не нарушали подлые твари данного слова…
Между тем конные сотни, приближаясь к неприятелю, засыпали первые ряды ордынского воинства стрелами, легко находившими добычу в густом строю вражеского войска. Против сюэней применялась пока их же собственная тактика. Потеряв несколько десятков воинов, командиры передовых туменов бросили против нападавших втрое-впятеро превосходящие отряды. Однако рыссы и сарматы, не ввязываясь в сабельный бой, ловко отступали, не прекращая меткой стрельбы из луков с безопасного расстояния. Потери Орды продолжали расти.
Сюэни, однако, наседали, стремясь отогнать отряды легкой кавалерии с пути предстоящего наступления главных сил. Наконец, когда потерявшие бдительность ордынские всадники приблизились шагов на триста к переднему краю рыссов, на них внезапно навалились отборные конные полки и в скоротечной схватке порубили несколько тысяч кочевников.
Бой продолжался уже почти полтора часа, а Тангри-Хану пока не удалось расстроить боевые порядки царедарского войска. Тем не менее враг не оставил, видать, надежды выманить часть рысской кавалерии под сокрушительный удар. Снова бросились вперед, пуская тучи стрел, конные тысячи – не меньше десятка на всей протяженности фронта. Тут уже рыссы начали действовать по своей новой тактике, которую Сумук отрабатывал в Арзуане, в Будинии и на недавних тренировках своей армии.
Сильные кавалерийские отряды смело вклинились в промежутки между ордынскими
Тем временем огромные стаи драконов набросились с воздуха на изготовившиеся к броску неприятельские тумены. Свалка в небе продолжалась не меньше часа, пока у летучих зверей не выдохлось все пламя. Когда драконы вернулись к своим кормушкам, ударное крыло Орды выглядело изрядно потрепанным.
– Долго же они будут приводить себя в порядок, – весело сказал Ползун. – Однако уже полдень миновал. Пора бы нам перекусить да подвести первые итоги.
Под навес принесли холодные блюда, кувшины прохладного кваса и кумыса, фрукты. Пока старшие командиры обмениваясь впечатлениями, утоляли разыгравшийся аппетит, начали поступать донесения. Получалось, что за первые три часа сражения рыссы потеряли всего три тысячи конников, четыреста пеших бойцов, до семидесяти драконов. Потери Орды выглядели куда тяжелей: шесть тысяч пехоты, десять тысяч конницы, сто пятьдесят – сто семьдесят тысяч летающих драконов, двадцать-тридцать ползающих, тридцать слонов, полсотни ифритов. Тарандров и вовсе оставалось не более трех десятков.
– Что думаешь, агабек? – осведомился царь, отодвигая глиняную тарелку, полную арбузных корок и абрикосовых косточек. – Как дальше будет?
– Сосредоточат против нашего правого крыла еще больше сил – половину пехоты и до трети кавалерии, а потом ударят, – уверенно сказал Сумук. – Ничего другого им уже не остается. Переносить наступление на другой фланг нет резона – там таких результатов они не добьются.
– Ну к этому мы готовы. – В голосе Ивана Кузьмича явственно звучали нотки сомнения. – Хорошо, однако, если ты не ошибаешься.
– Я, к сожалению, редко ошибаюсь, – буркнул гирканец. – В людях, бывает, ошибаюсь. А в ратном деле – почти никогда.
Они долго наблюдали за передвижениями вражеских войск – похоже было, что сюэни действительно стягивают на свое левое крыло свежие части с других участков фронта. На смену разбитым туменам по тыловой рокадной дороге тянулись с севера колонны пехоты и конницы, ползли зеленые драконы, вразвалку ковыляли ифриты. Правый фланг и центр были теперь заметно ослаблены – почти две пятых неприятельской армии сосредоточивались на узком участке для сокрушительного удара вдоль дороги, что вела прямо к переправе через реку Илан-чай.
– Алберт, двинь на дорогу своих берсерков, – приказал Сумукдиар. – Станете в затылок древлеборским полкам второй линии. И передайте воеводам, чтобы действовали, как я наставлял, без всяких самовольностей. – И он добавил, нервно кусая губы: – Теперь нам остается только ждать.
Ожидание вышло недолгим. Первыми двинулись ползучие драконы, следующей волной пошли в четыре ряда слоны, между которыми смешно подпрыгивая, топали неуклюжие ифриты. За ударными чудовищами шагала пехота – тысяч шестьдесят, а самыми последними медленно ехали густые цепи кавалерии.