Зачем цветет лори
Шрифт:
Стирая с замершего тела девушки свое семя, Ран Лавьер мрачно пообещал себе, что больше к ней не прикоснется. Эти игры становились все заманчивее, каждый раз он хотел большего. Первое, чему учат в долине смерти, это разумно оценивать свои возможности, а последнее время аид слишком часто переходил границы собственных принципов, слишком легко соглашался на что угодно, лишь бы еще раз ощутить эту сладкую муку, поверить в эту иллюзию близости.
Он хотел ее, хотел да звона в ушах, по-настоящему, сильно. Хотел удовлетворить эту жажду, утолить безумный голод, но соглашался даже на подделку,
И не мог остановиться.
Поэтому аид стер с нее следы своей страсти и ушел, без стука закрыв за собой дверь.
Через несколько минут в комнату к Оникс осторожно постучала Дорея, и положила на лавку новую ночную сорочку. Девушка лежала, свернувшись под покрывалом, и головы не повернула.
К утру распогодилось, и небо прояснилось. Правда, было прохладно и сыро, но дождь уже не хлестал с неба, а солнечные лучи бледно дрожали в лужах.
После завтрака они снова отправились в путь. Оникс тепло простилась с Дореей, которая вздыхала разочарованно, прикидывая, что именно сможет рассказать любопытствующим соседкам. Конечно, ничего конкретного она так и не узнала, но приметливый бабский взгляд заметил и тот беспорядок, что был в комнате девушки, и ее разорванную сорочку, и движения брюнета, который постоянно словно закрывал девушку от посторонних глаз и смотрел на нее, смотрел… От того, что увидела Дорея в зеленых глазах, ей стало страшно. И жарко. За бесстрастностью сумеречного таился зверь, наблюдающий за своей добычей. Выжидающий хищник, готовый наброситься и разорвать.
Так что, несмотря на разочарование, хозяйка сильно обрадовалась, провожая незваных гостей. И, несмотря на щедрую плату, искренне надеялась, что в ее жизни таких постояльцев больше не будет.
Оникс сидела на лошади, укутанная в плащ аида. Тело отдохнуло, или привыкло, и уже легче переносило скачку. Тем более что псы не торопились, не гнали лошадей, а ехали спокойной рысью. Она привычно спрятала лицо под капюшоном, и смотрела на окрестности из глубины ткани. На своих спутников девушка не смотрела вовсе, те тоже ее по большей части игнорировали. Оникс подумала, что будет, если она ударит пятками по бокам лошади и попытается сбежать, вырваться? И тут же отбросила эту мысль. Даже если не брать в расчет аркан, она слишком плохая наездница, что бы удалось оторваться от четверых опытных всадников. Самый вероятный исход такого поступка, это то, что она свалится под копыта лошади и свернет себе шею.
Но умирать Оникс не хотела. Несмотря ни на что, она страстно желала жить. Хотела сбежать, обмануть, скрыться, но жить…
Жажда жизни в юном теле раяны перевешивала страх и отчаяние. И Оникс сжимала зубы, моля небесных заступников, чтобы подарили ей шанс на спасение!
Но пока заступники не торопились к девушке на помощь. И ей оставалось только трястись на лошади и осматривать окрестности. Впрочем, особо осматривать было нечего. Они ехали вдоль реки, от которой тянуло затхлой сыростью, и шелестели по берегу камыши. Порой вылетала из зарослей утка, и Оникс провожала взглядом ее полет. Хорошо быть птицей, взлетать над рекой, расправив крылья…Арбалетный болт просвистел в воздухе, и тушка сбитой утки упала перед лошадьми.
Оникс обернулась на аида, опускающего арбалет. Порой ей казалось, что он читает ее мысли и насмехается над ними.
Молчаливый Ар на ходу подобрал тушку, даже не замедлив движения своей лошади.
Через час остановились на привал в светлом подлеске, в изгибе реки. Оникс слезла с лошади и пошла в сторону, желая размять ноги и тело. И каждое мгновение, ожидая приближения аида, но странно, он за ней не пошел. Даже, кажется, не посмотрел ей вслед. Девушка шла, не оборачиваясь. Вот уже путники скрылись из вида за стволами деревьев и кустарником, а впереди маячит водная гладь, манит…
Еще несколько шагов… Дыхание остановилось. Невидимая петля затянулась на шее, не позволяя более сделать ни шага.
Оникс замерла, пытаясь вздохнуть. Сделала шаг назад, стало легче. Еще один. Ощущение удавки исчезло бесследно. Она на глаз оценила расстояние своего аркана. Примерно сто шагов. Не много. Но и не так уж мало…
Жаль, что она совсем нечего не знает о магии. Сумеречные псы были закрытой кастой, слишком страшной, чтобы люди вникали в их тайны. Удивительно, но издревле, магией обладали только мужчины. И тех было мало, дар просыпался в людях крайне редко. Оникс не знала, какая магия была у сопровождающих ее псов. Кроме аида, конечно. Его страшную силу она на себе уже ощутила.
Любой мальчик или юноша, обнаруживший в себе дар, был обязан явиться в Долину Смерти, владыка не терпел неповиновения и не собирался оставлять в империи неучтенных магов. А после цитадели, эти мальчики становились псами, верными стражами своего господина. Простой люд шептался, что в цитадели они проходят страшный обряд, убивающий душу и оставляющий только холодную беспощадность.
Никто не знал, что из слухов было правдой, а тот, кто знал, уже не мог рассказать.
Еще ходили слухи, что лишь один мальчик смог когда-то покинуть цитадель, убежал и долго скрывался в подземных пещерах Хаакиии. Что его вырастили лисы, научили своим повадкам и потому, его так и не смогли поймать. Он был единственный, кто осмелился кинуть вызов темному владыке и попытался свергнуть тиранию императора.
Оникс тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Хорошо бы таинственный Каяр убил владыку до того, как они прибудут в Град, вот уж была бы радость. Хотя с чего она взяла, что правление Лиса было бы лучше? Или что он, в отличие от императора, пощадил бы раяну?
Глупые надежды, ненужные мысли.
Она еще походила вперед-назад, испытывая прочность аркана. Слишком прочный, петля на ее шее затягивалась моментально, выдавливая воздух. Девушка постояла раздумывая. Посмотрела на реку. Набрала побольше воздуха и кинулась вперед, изо всех сил перебирая ногами и пытаясь вырваться, разорвать, освободиться. Воздух исчез, легкие пылали без спасительного глотка, но она упрямо шла, ползла вперед!
Сильная рука сгребла ее за шиворот и встряхнула. Оникс жадно глотала побелевшими губами вернувшийся воздух, с тоской смотрела в разгневанное лицо.