Зачем их звать обратно с небес?
Шрифт:
Он дремал и просыпался. Когда просыпался — чтобы уйти от реальности, мыслями возвращался к прежним дням. К тому человеку, который оставлял ему еду, к ночному визиту Чэпмэна в подвал, к морщинистому старику, расспрашивавшему, верит ли он в Бога. К ужину с Энн Харрисон при свечах.
И почему, думал он, тот человек его кормил? Его, которого он никогда не знал и с которым так и не заговорил? Есть ли хоть какой-то смысл в такой жалкой жизни! В этой жизни есть цель — бессмертие, но как может цель породить столь бессмысленное существование?!
Он
Он не должен возвращаться к Бродягам. Он не должен идти за смертью. У него есть, куда идти. Он отправился в путь, чтобы добраться до заброшенной фермы — хотя и не знал, зачем. Ему показалось теперь, что не он один вовлечен в это, казалось бы, нелепое путешествие, но и Энн, и Чэпмэн, и тот человек, что задавал ему вопросы о Боге, и тот, что погиб в переулке, — все. Почему?
Он попытался разобраться, но внезапно понял, что это глупо. Надо просто следовать избранному пути и не задавать лишних вопросов.
Наступило утро, и он поднялся вверх по ручью, чтобы позавтракать ежевикой. Затем тщательно обновил свою одежду из грязи и отправился дальше.
Пройдя около пятнадцати миль, он увидел знакомый овраг, скоро — ферма. Фрост попытался припомнить приметы, но вспомнил единственную: неподалеку от дороги должен быть родник — холодная, как лед, струя воды стекала со склона и через дренажную трубу шла под дорогой, впадая в маленький пруд. Там надо свернуть и подняться в гору.
Крапивные волдыри прошли. Москиты и мухи ничего не могли поделать с коркой грязи, присохшей к телу, и не слишком докучали.
Фрост устало ковылял вперед, медленно тянулся день. В животе урчало, Фрост стал было высматривать по обочинам грибы, — когда-то с дедушкой они частенько бродили по лесу, — и грибы были, и вроде такие же, как они собирали когда-то, но кто знает… Голод и сомнения затеяли борьбу, и сомнения победили — он побрел дальше.
Воздух становился все жарче, со стороны реки доносилось карканье ворон. Фрост шел в колеблющемся мареве — сюда не долетало ни малейшего ветерка, было душно. Грязь высохла и пластами отваливалась, сбегала с ручейками пота. Но москитов стало меньше, они скрылись в придорожной тени.
Полдень. Солнце стояло в зените, чуть склоняясь к востоку. На западе громоздились тучи, но воздух по-прежнему был недвижим. Все замерло, стояла ватная тишина.
Дело к буре, вспомнил Фрост бабушкины приметы.
Уже более часа он пытался увидеть хоть что-то знакомое, взбирался на вершины холмов, пытаясь что-то разглядеть впереди, но тщетно. Дорога знай себе вилась вперед сквозь бесконечную стену зелени, и каждая следующая миля ничем не отличалась от предыдущей.
День тянулся неторопливо, а тучи на западе поднимались все выше и выше. Наконец, они закрыли солнце, и сразу похолодало.
Фрост продолжал брести вперед. Шаг, еще шаг — до бесконечности.
Внезапно он услышал шум воды, остановился и посмотрел вокруг. Да, вот он, ручей, и именно такие очертания были у скалы слева. И те же самые кедры растут на уступе, чуть ниже вершины.
Это место словно бы встало во всех подробностях перед ним из прошлого — оно оказалось настолько знакомым, что Фрост опешил. Но, хотя все здесь и было до боли знакомо, что-то показалось ему странным.
Вот что: с дерева, стоявшего поодаль, свешивалась какая-то тряпка. От дороги к роднику вела тропка, и резко пахло чем-то непонятным.
Фрост напрягся, ощущение опасности сдавило голову.
Солнце уже полностью спряталось за тучами, вокруг потемнело, и вновь объявились москиты.
На дереве висит рюкзак, понял Фрост. А запах… так пахнет остывший пепел. Кто-то разводил здесь костер и ушел, забыв рюкзак на дереве. Только непонятно — ушел совсем или еще вернется? Но там, где висит рюкзак, может найтись и еда.
Фрост сошел с дороги и осторожно побрел вперед. Выбрался из окаймлявших тропу зарослей и увидел небольшую утоптанную площадку.
Там кто-то был. Человек лежал на боку, подтянув одну ногу к животу. Даже издали Фрост разглядел, что другая нога чуть ли не вдвое толще, распухла так, что ткань брюк лоснилась. Из-под закатанной штанины выглядывала оголенная плоть — багрово-черное мясо.
Умер, подумал было Фрост. Но как давно? Где спасатели?
Фрост сделал шаг вперед, наступил на какую-то ветку, та хрустнула.
Человек слабо пошевелился, силясь повернуться на спину. Он попытался взглянуть туда, откуда донесся звук, его лицо выглядело как раздувшаяся маска. Глаза заплыли. Губы шевельнулись, но не издали ни звука; из них сочилась, стекая на бороду, кровь.
Погасший костер был холмиком серого пепла, рядом лежал котелок.
Фрост шагнул к костру, схватил котелок, сбегал к роднику и вернулся с водой.
Он встал на колени, бережно приподнял человека и поднес котелок к его рту. Человек стал пить, пуская слюни и давясь водой.
Фрост поставил котелок на землю и опустил человека.
Долгий раскат грома заполнил долину, грохот эхом отдался в утесах. Фрост взглянул вверх. Тучи сгущались. Гроза, собиравшаяся весь день, вот-вот разразится.
Фрост поднялся, подошел к дереву и отцепил рюкзак. Вытряхнул содержимое на землю: пара брюк, рубашка, носки, несколько банок консервов, еще какой-то хлам. А к дереву была прислонена удочка.
Он вернулся к лежащему, тот ухватился за него, точно слепой. Фрост поднял его и снова дал напиться.
— Змея, — еле слышно прошептал человек.
Вновь загрохотал гром, становилось все темнее.
Змея… Наверное, гремучая. Когда земля приходит в запустение, всегда откуда-то появляются гремучие змеи.