Зачем мы пишем
Шрифт:
Избранные работы
Романы
«Дом духов», 1982
«Фарфоровая толстушка», 1984
«Любовь и тьма», 1985
«Ева Луна», 1987
«Истории Евы Луны», 1990
«Бесконечный план», 1991
«Дочь фортуны», 1999
«Портрет в сепии», 2000
«Город бестий», 2002
«Царство золотых драконов», 2004
«Лес пигмеев», 2005
«Зорро», 2005
«Инес моей души», 2006
«Сумма дней», 2008
«Остров под морем», 2010
Мемуары
«Афродита. Мемуары чувств», 1998
«Моя придуманная страна. Ностальгическое путешествие по Чили», 2003
«Паула», 2005
Экранизации
«Дом
Пьесы
«Посол» (Чили)
«Ничья баллада» (Чили)
«Семь зеркал» (Чили)
«Дом духов»
«Паула»
«Эва Луна» (мюзикл)
Исабель Альенде
У меня всегда есть потребность рассказать какую-нибудь историю. Это своего рода одержимость. Каждая история — зерно внутри меня, которое начинает расти, расти, подобно опухоли, потом оно набухает, и рано или поздно мне приходится что-то с ним делать. Почему какая-то конкретная история? Не знаю. Не знаю даже в тот момент, когда приступаю к ней. Понимаю уже гораздо позже.
Спустя годы я обнаружила, что рассказанные мною истории и истории, которые будут рассказаны, — все они определенным образом связаны со мной. Я пишу о женщине, живущей в викторианской Англии, как она покидает свой безопасный дом и отправляется в Калифорнию, где в самом разгаре золотая лихорадка, но на самом деле я говорю о феминизме, об освобождении, о том, что пережила сама, бежав от ханжества и консерватизма своей чилийской католической, очень патриархальной семьи и отправившись в большой мир.
Когда я начинаю очередную книгу, то понятия не имею, куда она меня приведет. Если это исторический роман, я прежде всего изучаю время и место, о которых пишу, но я не знаю, какую историю хочу рассказать. Понимаю лишь одно: хочу исподволь, каким-то хитроумным образом воздействовать на душу и разум людей.
Мои читатели, наверное, были бы удивлены, если узнали бы, насколько я требовательно отношусь к языку. Мне приходится перечитывать вслух каждый абзац и переделывать его, когда я нахожу однокоренные слова — меня они не устраивают. Я внимательно читаю каждую строчку перевода на английский. Переводчик присылает мне по двадцать или тридцать страниц, и, если я вижу, что какое-то слово не вполне выражает мою мысль, я тут же ищу нужное в словаре. Для меня очень важно найти точное слово, вызывающее определенное чувство или дающее достоверное представление о ситуации. Я очень придирчива, ведь слова — наш единственный материал. И мы вольны их использовать, как и сколько захотим. Независимо от того, сколько слогов в слове, оно дается нам бесплатно! Пишу я на испанском. На английском я могу составить какую-нибудь речь, но художественные произведения рождаются глубоко внутри. Они не обрабатываются разумом до тех пор, пока не начинаешь их редактировать. Все истории приходят ко мне на испанском. И бормочу я их про себя на испанском. Это как заниматься любовью. Я дышу на испанском и задохнусь, если придется писать на английском. Не получится.
Я стараюсь писать красиво, но доступно. Романские языки, такие как испанский, французский, итальянский, позволяют довольно витиевато и выразительно передать мысли и чувства, чего не сделаешь на английском. Мой муж говорит, что всегда может определить, когда приходит письмо на испанском, — конверт слишком тяжелый. Английское письмо — это один абзац. Вы сразу переходите к делу. Но на испанском так писать невежливо.
Жизнь среди англоязычных людей, а тем более чтение на английском научили меня писать максимально красиво, но при этом очень точно. Избыточные
Когда я рассказываю историю рабства, то передаю ее с точки зрения раба. Точно так же приходится проникать и в душу рабовладельца. Мне хочется, чтобы читатель проникся состраданием к рабу, понял, что такое несвобода.
Во всем, что я пишу, есть сильные женщины, которым в поисках собственной судьбы приходится преодолевать страшные препятствия. Я не пытаюсь в назидание другим создать образцы для подражания. Просто хочу, чтобы после прочтения моих романов женщины нашли бы в себе силы что-то изменить, а мужчины могли бы лучше понять суть женщины и научились бы ей сопереживать.
Предполагаю, так все и происходит. Кроме того, у меня нет никакой другой работы. Что мне еще остается делать?
Все книги я начинаю восьмого января. Вы даже не представляете, что такое для меня седьмое января… Это ад…
Каждый год седьмого января я готовлю физическое пространство. Убираю все, что связано с предыдущими работами. Оставляю только словари, свои первые издания и нужные материалы для новой книги. Восьмого января я проделываю ровно семнадцать шагов от кухни до бассейна, рядом с ним стоит маленький домик, где я пишу. Это сравнимо с путешествием в потусторонний мир. Зимний дождливый день. Я вышагиваю под зонтом, меня сопровождает собака. Как только я завершаю свои семнадцать шагов, я сразу попадаю в иное измерение и становлюсь другим человеком.
Я иду туда, и мне страшно. Я волнуюсь. И расстраиваюсь. Поскольку у меня уже есть некая идея, но она еще не стала замыслом. Обычно первые две, три, четыре недели я провожу впустую. Подхожу к компьютеру и просто стою перед ним. Подхожу и стою, потом снова подхожу и стою — и так до тех пор, пока не обнаружится присутствие музы. Она редко посещает меня по приглашению, но ничего страшного — в конце концов, она все-таки объявляется.
Когда я чувствую, что сюжет набирает ритм, а персонажи обретают определенные черты, то есть я могу видеть своих героев, слышать их голоса — они, правда, не такие, как я их задумывала, и поступают совсем не так, как я ожидала, — тогда я понимаю, что книга уже где-то существует: мне нужно просто отыскать ее и перенести, слово за словом, в свой мир.
После этого моя жизнь резко меняется. Она превращается в нескончаемый азартный процесс, которым управляет лишь моя одержимость. Жуткое напряжение всех сил. Я могу работать по четырнадцать часов. Вот только сидеть подолгу в одной позе физически тяжело. Поэтому сын настроил мой компьютер таким образом, что он каждые сорок пять минут отключается, и я волей-неволей отрываюсь от него и разминаюсь. В противном случае у меня настолько все затекает, немеет и деревенеет, что в конце дня я уже не в состоянии подняться на ноги.
Текст я правлю до изнеможения, пока, в конце концов, сама себе не приказываю, что всё, хватит! На самом деле этот процесс бесконечен, всегда можно вычистить еще лучше — во всяком случае, мне так кажется. Но я делаю все, что в моих силах. Со временем я научилась избегать лишней правки. Это связано с появлением в моей жизни первого компьютера, предоставившего возможность быстро, легко и нескончаемо вносить любые изменения. Тогда я начала жестко себя ограничивать, и мой стиль сразу стал более сдержанным.
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
