Зачем мы пишем
Шрифт:
Рабочие журналы преследуют несколько целей. Я записываю все о своей работе, ежедневно перечисляю проблемы, с которыми сталкиваюсь по мере того, как книга обретает форму. Когда я впадаю в свой ступор, то обязательно просматриваю все журналы от самых ранних стадий работы над книгами. Может прозвучать странно, но неоднократно я решала проблемы и находила решения задолго до того, как начинала непосредственно писать.
Другое удовольствие от ведения журналов заключается в том, что в дни особого разочарования и отчаяния я могу перечитывать их, начиная с первых своих книг, и тогда понимаю, что находилась в таком же тупике и была охвачена таким же страхом и в те далекие годы. Сознание, что я преодолела все ошибки
Когда я перечитываю журналы, то обращаю внимание, что, рассказывая себе историю, я веду ее бесконечными петлями, повторяясь до тех пор, пока не увижу целостного рассказа. Вообще мои записи в журналах ужасно скучные. Я не пытаюсь писать грамотно или высокохудожественно. Конечно, может случиться, что кто-нибудь кроме меня сунет нос в эти нудные страницы, но мне как-то все равно. Ведя такие рабочие журналы, я не ставлю перед собой цели произвести впечатление, — они мне нужны, чтобы выразить словами проблемы по мере того, как с ними сталкиваюсь, и чтобы взвесить все варианты. Записи в журналах — это разогрев, исследовательская база, фрагменты диалогов, наброски характеров и портретов персонажей. Бывает, я вставляю в какой-нибудь эпизод целые куски из журнала, если они сделаны хорошо и идеально вписываются в роман.
Шесть рабочих журналов для «„Ж“ — значит жажда мести» занимают 967 страниц с одинарным интерлиньяжем. Законченная рукопись составляла 662 страницы с двойным интерлиньяжем. Может показаться, что это впустую потраченные усилия. Но на самом деле каждый неправильный поворот в работе ведет к единственному правильному. В конце концов, я не хочу отказываться ни от одной минуты этого процесса.
Юдора Уэлти однажды сказала: «Каждая книга преподает уроки, необходимые для ее создания». К ее словам хотелось бы добавить: «Проблема в том, что уроки, выученные при создании одной книги, редко применимы к другой».
Я была воспитана в семье, в которой чтение и любовь к хорошей литературе были неотъемлемой частью нашей жизни. Мой отец, Корнелиус Уоррен Графтон, был городским юрисконсультом. Детективы он писал в свободное время, если можно сказать, что у юриста есть свободное время. Отец вкалывал полный рабочий день, приходил домой на ужин, а затем возвращался в офис, чтобы писать.
После нескольких лет такой работы он смог опубликовать из задуманной им серии в восемь книг всего два романа: The Rat Began to Gnaw the Rope («Крыса начала грызть веревку») и The Rope Began to Hang the Butcher («Веревка начала подвешивать мясника»). Названия он позаимствовал из английского детского стишка про пожилую леди, которая пыталась перетащить свинью через околицу (сегодня, скорее всего, ни один ребенок в мире уже не знает этого слова).
Когда отец осознал, что не может зарабатывать на жизнь своими романами, он был вынужден отложить серию, чтобы поддерживать жену и двух дочерей. Он собирался вернуться к сочинительству детективов после выхода на пенсию, но не дожил до нее. Отец часто и с охотой рассказывал мне о творческом процессе — как создается художественное произведение. Его уроки проникли в мое сознание задолго до того момента, как я осознала, что могу писать. Видимо, еще в раннем возрасте я заразилась его страстью к детективам.
Когда я росла, а было это давным-давно, у девочек практически не было возможности выбора профессии. Конечно, существовали какие-то варианты, но крайне малочисленные: балерина, медсестра, продавщица, секретарь, стюардесса и учитель.
Физическими
К несчастью, мне становится плохо от вида крови и страданий. И еще я панически боюсь игл. Поэтому труд медсестры в реальной жизни мог означать только одно: я лежала бы распростертой на полу в глубоком обмороке весь рабочий день.
Я уже упоминала о печальном результате своей мечты попасть продавщицей в Sears. Поэтому свои последние надежды я возложила на нереализованные стремления работать секретарем. Черт возьми, я была готова. Я научилась печатать, притворилась, что знаю медицинскую терминологию и получила работу в приемной комиссии, а потом и должность секретаря в клинике для нуждающихся. Позже я обрабатывала заявки и отражала изменения в составе интернов и молодых специалистов клиники. Еще позже я работала в приемной семейного терапевта. Все это — обратите, пожалуйста, внимание — я проделывала в белой униформе и белых туфлях. Отчасти мои мечты сбылись.
После работы каждый вечер я возвращалась домой, готовила ужин, мыла посуду, проводила какое-то время с мужем и укладывала детей спать. Потом садилась за стол, где писала с девяти вечера до полуночи. За четыре года я закончила три полноценных романа, так никогда свет и не увидевшие. Четвертый, «Кассия Дейн», был опубликован в 1967 году, когда мне исполнилось двадцать пять. Мой аванс составлял полторы тысячи долларов. Я думала, что умерла и попала в рай.
Авторы детективов — это нейрохирурги литературы. А может быть, волшебники. Мы работаем благодаря ловкости рук.
Создание правдоподобной детективной истории требует изобретательности, терпения и умения. Писатель должен найти идеальный баланс между правым полушарием с творческой функцией и левым с аналитической. Мы должны развивать линию героев и намечать сюжетную линию одновременно — и говоря сюжет, я не имею в виду банальную композицию. Сюжет — это то, как развивается история. Это последовательность событий, что разворачиваются и ведут дальше, сцена за сценой, к удовлетворительному заключению.
Детектив — единственная литературная форма, сталкивающая читателя и писателя друг с другом. Обязательство писателя — играть честно. Это означает, что он дает читателю возможность делать те же открытия, что делает его герой в определенный момент, разложив всю информацию на столе.
Фокус в том, чтобы скрыть любые подсказывающие мотивы, отвлекая внимание читателя, раскладывая в это время кусочки и детали, которые в конечном счете приведут к решению. Если история слишком запутанна, читателя будет раздражать необходимость следить за ненужными или невероятными поворотами. Если история слишком проста и ответ на вопрос «кто-это-сделал?» очевиден, читатель будет раздражен, поскольку это уничтожает все удовольствие от возможности перехитрить автора, который в свою очередь пытается пустить пыль в глаза читателю.