Зачет по выживанию
Шрифт:
– Вы меня сперва напоите… потом накормите, после в баньку сводите, спать уложите! После уж расспрашивать начинайте. Ох, голова сейчас треснет.
– Острить начал, значит, окончательно ожил, – заявила Алена.
Настя кивнула ей, плеснула из фляги себе на ладонь немного воды, чуть пошептала и обтерла Семке лицо. Тот сразу покраснел, как вареная креветка. От удовольствия, что за ним ухаживают, и от смущения, что ухаживает Настя. И голову почти отпустило, только чуть першило в горле, чуть ныло в животе и слабость была жуткая.
– Попить дайте, сударыня. Плиз! – сделав жалобный вид, простонал он.
Пить ему дали, но лучше бы он потерпел с питьем. Вода, смягчив
– Это хорошо, – сказала Настя. – Пей еще!
Семка заставил себя выпить еще несколько глотков, и его вновь вывернуло наизнанку.
– Пей, – снова подсунула ему флягу Настя.
Он послушно выпил, и ничего не произошло. Потянулся к фляге уже сам, попил еще.
– Хорошо-то как!
– Тогда отдыхай.
– Слушаюсь и повинуюсь. Только два слова скажу. Вот такие длинненькие оранжевые грибочки пуляются то ли пылью, то ли газом каким отравляющим.
Сил сказать хоть что-то еще ему недостало. Но сказанное было самым главным, об опасности он предупредил.
– Укладывайте больного. Есть ему пока не давать, а пить заставлять, даже если уснет – будить каждые десять минут и поить. Алена, пошли, работа стоит.
– Я чуть приду в себя и…
– Это, рядовой, позвольте нам решать, пришли вы в себя окончательно и можно ли вам работать, – ехидным тоном сделала ему выговор Анастасия.
Кольцову и возразить было нечего, так опростоволосился! Такую карьеру запорол! Уже до младшего лейтенанта дослужился, и бах, опять в рядовые. Обидно.
Войцеку надоело держать Семку в подвешенном над землей состоянии, он уложил его на походную циновку, заставил еще раз напиться и занялся грибами. От их запаха Семку вновь замутило и стошнило. Он осторожно перевернулся на другой бок, и ему стало еще хуже, потому что лежал он рядом с мешком, набитым рыбой, и запах от мешка шел… ну крепкий запах! Нет, с этими ароматами нужно что-то делать! А пока он организовал ветерок для проветривания, да и грибы сушить нужно побыстрее.
От слабости Семка провалился в полудрему и вновь увидел себя со стороны. Но не давешнего, а того, который сейчас лежал на циновке. Он себе даже там, на скале, не понравился, хотя был тогда еще ухоженным и чистеньким. А сейчас рвань-рванью, заплатка на заплатке! И рожа красная. Ну и в целом… девушки таких не любят, им кого поинтересней и покрасивей подавай. Лицо какое-то немужественное, брови выгорели. Волосы, что ли, обрезать? А то с этой выщипанной абрашей пролысиной он не краше чучела. Хотя толку мало будет, а волосы он растил лет пять, если не больше. В жестокой борьбе с семьей и школой. Жалко.
Подошел Войцек, заставил напиться.
– Фу, я же лопну, – попробовал воспротивиться Семен.
– Нажалуюсь, тебя опять разжалуют, – пошутил Войцек.
– В кого? Я и так уже рядовой, ниже чинов не бывает.
– Настя придумает.
Кольцов отчего-то испугался этой шуточной угрозы и ополовинил флягу. И почти сразу задремал. И во сне увидел вовсе уже несусветное. То есть не сам себя со стороны, а наоборот. То есть лежит он с закрытыми глазами и дремлет, но видит, как, оставаясь лежащим и спящим, все равно поднимается, потягивается и начинает бродить по лагерю. По большей части принюхиваясь и не особо присматриваясь. В результате прошел сквозь Войцека и по горящему костру тоже прошелся. Понюхал дым, понюхал рыбу, понюхал грибы. И кажется, что-то придумал. Что придумал Семка номер два, Семка номер один не понял, но вместе со вторым номером обрадовался. И уснул уже крепко. Правда, вскоре Войцек его вновь разбудил и заставил пить из фляги. Семен
– Ты погляди, лежит себе довольный, бездельничает, – сказала Алена.
Семка слегка растерялся, но ответил:
– Сами же велели.
– Да шучу я, шучу. Ты действительно полежи пока. Я же вижу, что не совсем без дела лежишь, сквознячок организовал. Даже рыбой уже не так воняет. Ой! А ею совершенно не пахнет.
Семка потянул носом и сам удивился: действительно не пахнет.
Настя глянула на него подозрительно, подошла вплотную к рыбному мешку и принюхалась.
– Твоя работа?
Семен собрался было все отрицать, но задумался.
– Не знаю, – пожал он плечами. После фыркнул и заявил: – Во сне сотворил чудо.
С него потребовали объяснений, но толком он ничего объяснить не сумел. Сказал, что долго думал, а после всяких потрясений увидел сон, ну и… Тут девчонки вспомнили о том, что не знают подробностей его отравления, пришлось все не спеша и подробно рассказывать. Девчонки его рассказу очень удивились. Похоже, даже стали сомневаться в его правдивости. С другой стороны, забыли, что собирались его не кормить, а когда вспомнили, было уже поздно – Семен наравне со всеми умял целую миску похлебки из рыбы, грибов и каких-то травок.
– Да вы не переживайте, – сказал он, когда Настя с Аленой спохватились. – У меня же не пищевое отравление было, а… э… воздушно-капельное. Да и не отрава это, судя по всему, а галлюциноген какой-то. Так что все, что я вам рассказал, имеет самое простое объяснение: у меня были глюки!
– И ты из-за них умудрился как-то ликвидировать запахи, – с подозрением сказала Настя. – Ох, сержант, вечно с тобой что-то происходит такое, что и не знаешь, как к этому относиться.
– У нас с каждым что-то случалось, – обиженно проворчал Кольцов. – Даже Антон Олегович недавно влип.
– Не влип, а провалился, – машинально поправила его о чем-то задумавшаяся Настя. – Спите, ефрейтор, вас скоро ждут великие дела по заготовке грибов.
14
До хлебной рощи оставалось полдня пути, и они остановились на обеденный привал. На симпатичном таком бугорке, хорошо проветриваемом настоящим природным ветром. Уже второй день кряду их одолевали полчища кровососов, на фоне которых привычные уже капельки выглядели родными и милыми. А уж по-настоящему родным комарам они бы только обрадовались. Те хоть пищат, прежде чем укусить. К тому же выше двух-трех метров над землей не летают. А капельки летают, пусть обычно только по ветру и как-то еще при его отсутствии, хотя и не про них речь, на них и внимание перестали обращать. Появились и ранее встречавшиеся крохи-мотыльки с квадратными крыльями, способные летать даже против несильного ветра и ужасно кусучие. Но их хотя бы видно, а вблизи даже слышно. Ну и кусают они пусть чувствительно, зато после укусы не чешутся. А вот ниточки, наверное, близкие родственники капелек, почти прозрачные, тонкие, как нитка, и потому совершенно незаметные, крыльев не имеющие, отчего-то летают куда пожелают. И залезают под одежду, в волосы, в нос, в уши, в рот норовят влететь, только успевай отплевываться. Укус их не чувствуется, да, видимо, они и не кусают в буквальном смысле слова. Но после их попадания на кожу остается тоненький рубчик, и свербит это место – хоть воем вой.