Зачетный профессор
Шрифт:
– Войдите! – резко бросила женщина, сняв очки и посмотрев туда, где должен был появиться потревоживший посетитель. После лекций у студентов с факультета журналистики она забилась в своём кабинете и надеялась, что останется нетронутой. Дома у родителей были гости, и там бы тишины она не добилась.
В четырёх стенах вытянутого, узковатого кабинета материализовался Кюхён, с черной мужской сумкой на плече, руки в карманы, вельветовые джинсы и свитер под легкой курткой. Нора недовольно осмотрела его.
– Я просила методистку никого ко мне не пускать.
–
– Так, она ещё и ушла отсюда? – молодой человек кивнул. – Ты хоть понимаешь, какие догадки заползут в её голову? – кивок номер два, наглая ухмылка. – Ну, и зачем ты пришел?
– На вас посмотреть, себя показать.
– Галерея закрыта на реставрацию, - Нора нацепила очки и отвернулась к экрану. – Мне нужно работать.
– Докторская – это не кандидатская. Вы не учитесь в аспирантуре, так что труд может быть готов, когда вам заблагорассудится, хоть на пенсии. Время не поджимает, а потому слово «нужно» вернее было бы заменить на «хочется». Если так, на самом деле, и есть. Но, в любом случае, советую отложить это неблагодарное занятие, поскольку вы ещё не раз переосмыслите свои убеждения, перечеркнёте не одну сотню строк, повырываете десятки страниц и впишете новые, куда более объективные, нежели сейчас.
– Откуда такая уверенность?
– Потому что я считаю вас достаточно умной для того, чтобы не торопиться с выводами, когда имеются сомнения.
– У меня есть сомнения? – с интересом откинулась Нора, переплетя пальцы на солнечном сплетении. И без того-то настроение было сумбурное, не рабочее, а тут ещё это. Нервы начинали подрагивать и грозили отказаться сосредотачиваться до конца дня.
– Я помню тему вашей докторской, но мы с вами выяснили, что деморализовывать могут и женщины. Как вы это вставите в теорию о том, что мужчины – разлагающая гнильца человечества? – Нора незаметно вздохнула. Если бы у неё был точный ответ на этот вопрос! И ведь кое-что можно было сказать на это… сказать ли вслух? Она боится быть откровенной, потому что боится, что её слабости обратят против неё, но профессор Ли был прав, нельзя уходить и прятаться. Почему она должна стыдиться своих слабых сторон? Если примириться с ними, то от них можно будет избавиться, сделавшись сильнее.
– Изначально на меня деморализующее повлиял мужской пол, после чего возникла ответная реакция. Так что корень зла – мужчины, - иронично улыбнулась она, упростив суть своей докторской до афоризма.
– Значит, я был прав, и вы любили, но неудачно. Видимо очень неудачно, раз больше не хотите. Почему?
– Мне это было не к лицу, - Кюхён коротко хохотнул и она тоже.
– Чувства бывают не к лицу?
– Да, знаешь: этот шарфик добавляет мне возраста, а вот эта любовь, по-моему, делает меня глуповатой, её я брать не буду. – они посмотрели друг другу в глаза. – Женщины должны иметь вкус и стиль, к этому относится и представление об эмоциях. Кому-то идет смеяться, а кого-то это обезображивает…
– Но это не говорит о том, что человек должен прекратить смеяться! – возразил Кюхён. – Какая разница, как это выглядит, если самому человеку хорошо?
– Какое-то
– Но общество не будет здорово, если единицы несчастны. Коммунисты и социалисты страдали этой утопией, и к чему это пришло? Марксизм противоречит природным инстинктам людей, вы не находите? Идя против своей природы ради общества, человек никогда гармонии и счастья не обретет.
– Ты выступаешь за грубый материализм? Прочь вековые идеи, да здравствует первобытная свобода? Как говорил Руссо «размышляющий человек – развращенное животное», так?
– Не надо о Руссо, - поморщился Кюхён. – Отвратительный тип, который уж точно не знал в жизни, что такое любовь и высокие чувства.
– Согласна, - Нора замолчала, отодвинув клавиатуру от края стола. В ближайшие минуты писать точно не выйдет. Она бросила скользящий взгляд за окно.
– Там намечается дождь. Не хотите пройтись под ним? У меня есть зонт. – парень быстро достал его из своей сумки, упакованный в гладкий черный чехол.
– Лучше пережду его здесь. Не люблю дождь. Только смотреть на него со стороны, из-за стекла.
– Вы на всё любите смотреть со стороны? – Кюхён поднялся и напористо протянул ей руку, призывая подниматься. – Если бы задумка Вселенной была в том, чтобы мы на всё только смотрели, мы бы и не рождались. Да и смотреть бы было не на что… К тому же, у природы нет плохой погоды. Дождь – живительная влага, дающая силы растениям. Как можно не любить его, если бы без него всё погибло?
– Он мокрый, холодный, пачкает обувь, и я часто простываю, когда сыро, - пессимистично покачалась на стуле Нора.
– Не простынете и не замерзнете, честное слово коварного негодяя, который ищет повод вас облапать, - не забирал руку Кюхён, но, глядя в глаза, ему не спешили поддаваться. – Хорошо, если мы с вами останемся здесь, то я… - парень вернулся к двери и повернул ключ, похлопав ладони друг о друга, словно отряхивая после слаженного дельца. Вкрадчивой походкой, он направился к столу доцента, дойдя до него и нависнув над ним, опершись ладонями. – Я поведу себя некорректно по отношению к вам, как к гражданину государства, гарантирующего защиту и свободы, но крайне продуктивно, как к женщине, демонстрируя неподдельный интерес наглядным действием.
Нора быстро встала, поправив невидимый волосок в пучок на затылке. Пряча глаза, она подошла к вешалке и взялась за свой пиджак.
– Я пройдусь с тобой под дождем, если ты мне признаешься, что тебя раздражает, что не нравится тебе самому и мы совершим это тоже, как и прогулку под дождем, которая не вызывает во мне энтузиазма. – она накинула одежду на плечи и посмотрела на Кюхёна. У обоих возникло противополагающее себе желание остаться и уйти. Никто не знал, какой исход будет лучше, но что-то подсказывало молодому человеку, что в этой пыльной официальной обстановке дело дальше не двинется, а потому лучше принять очередной вызов.