Зачетный профессор
Шрифт:
– Я догадываюсь об истинных причинах… - хмыкнула Нора, отведя взор. Неудобно было произносить некоторые откровенные фразы в лицо тому, кто всё-таки являлся её учеником. Непозволительно.
– Постель? – смело озвучил Кюхён. Для него это было как медицинский термин, который необходимо употребить там, где необходимо. Никакого порочного подтекста. Женщина поджала губы, опять на него посмотрев. Весь её вид как бы говорил «это очевидно, стоило ли вслух?». – Нет, вы ошиблись. Мне это вовсе ненужно. Или я похож на озабоченного бабника? – Нора сдержала усмешку. Вот уж правда, не похож. Скорее на ботаника, но тоже не то… вообще, отнести Кюхёна к какому-то определенному мужскому типажу было достаточно сложно. Прямота и лицемерие
– Тогда к чему этот вопрос о башне?
– Но это же ваша потаенная мечта, разве нет? – парень повел плечами. Женщина насторожено замерла. Зачем она только разоткровенничалась? Всё-таки стоило соврать. Мужчины всегда врут, чем же она хуже? – Вы зрелая женщина и, я принимаю это во внимание, вам скучны розочки, кинотеатры и потуги неопытного студента. Вам хочется чего-то более ощутимого и плотского, на что я готов пойти, потому что вы мне нравитесь.
– Хороший ход, но ты не заставишь меня поверить в то, что я хочу от тебя секса.
– Не обязательно от меня.
– И сам ты себя неопытным не считаешь, скорее наоборот. И я тебя не считаю неопытным, так что ослабить моё внимание не получится, ссылаясь на то, что ты неумелый и неопасный мужчина.
– А вы считаете меня опасным? – какое-то самодовольство проплыло по лицу Кюхёна. – Так даже лучше.
– Лучше для чего?
– Для эмоционального состояния. Вы будете пытаться от меня убегать, а вечно убегать невозможно.
– Догонять вечно невозможно тоже, - угол, на котором они стояли, был на удивление тих и не тревожим никем. День, как назло, хорошел и расцветал всеми красками великолепия летней погоды, хоть и была осень. Всякий нормальный человек захотел бы не спорить, а дружески смеяться и гулять. Но над парой сгущалась аллегорическая туча схватки настроений и интеллектов, которую эффектно изобразили бы мультипликаторы, стягивающуюся, посверкивающую, серо-черную, сразу разражающуюся бурей, без предупредительного накрапывания. Нора шагнула вперед и уперлась в Кюхёна, коснувшись косточками пальцев, придерживавших портфель подмышкой, его груди. – А если я вдруг побегу навстречу? Сам-то убегать не начнешь?
– Зачем же? – не потерял самообладания парень.
– Как зачем? Приятно быть охотником, а не жертвой. К тому же, добившись желаемого…
– Ещё раз уточню, что секс тут желаемое не для меня, - напомнил Кюхён. И почему Нора не могла представить себе мужчину, который бы стремился к женщине, не хотя её физически? Разве такое бывает? На старости, может быть. От одиночества. Но это не тот случай. Тем более молодой юноша, которому в самый раз кидаться на подвиги по специальности «любовник»… не для разговоров же ему, в самом деле, женщина? – И что это за мнение об отношениях между мужчиной и женщиной? Охотник, жертва… это ваша социология учит тому, что человек человеку враг? Я не охочусь. У меня даже нет оружия. Охотится хищник на травоядное, а мы с вами определенно одного вида.
– Нет, вы - мужчина, а я – женщина. – непререкаемо подчеркнула Нора, которую жизнь научила, что два человеческих пола совершенно разные во всем, и в понимании мира, и в поведении, и в способе мышления.
– Нет, вы самка моего вида, - с ехидством превосходящего возразил Кюхён. – И я не собираюсь с вами враждовать.
– Но ведешь себя ты агрессивно, - не отступала Нора, не дававшая сбить себя с толку. За этими медоточивыми речами что-то крылось, но что? Даже не ум, а интуиция уже пошла в атаку, и это шестое чувство подсказывало,
– Агрессия – это здоровое проявление мужского характера, мы разрушители от природы, что поделать.
– И что ты хочешь разрушить в этот раз? Мою преподавательскую репутацию? – прищурилась женщина.
– Ледяную стену, за которой вы прячете своё сердце. – приглушенно прошептал Кюхён, предварительно сняв солнечные очки и посмотрев ей в глаза. Нора чуть не засмотрелась в них, поэтому заставила себя закатить свои, в жесте уставшей от глупостей. Этот маневр дал ей две секунды на то, чтобы опомниться и стряхнуть с ушей рамен, доширак, чанчжамен и, похоже, ещё несколько видов лапши, толково развешиваемой парнем по вкусовым качествам.
– Думаю, для начала тебе стоит сломать свою собственную.
– Вам кажется, что я не умею любить?
– Ты ещё помнишь сегодняшнюю лекцию? – приподняла любопытно брови Нора. Кюхён кивнул. – Мне кажется, что в тебе не хватает нескольких качеств для этого чувства.
– В таком случае, в себе мне нужно не ломать, а строить, - подытожил молодой человек. – Будете моим Пигмалионом? У вас ведь профессия, в принципе, близка к скульптору. Педагоги лепят личности.
– Личность нельзя слепить. Для неё нужна врожденная величина.
– Так, по-вашему, я безнадежен?
– По-моему, ты достаточно взросл, чтобы понять это самостоятельно, - Нора внезапно улыбнулась и, расслабившись всем телом, отшагнула назад, окончательно приготовившись уйти. – Я доцент, а не нянька, Кюхён. Хочешь любить – люби, не можешь любить – значит, плохо хочешь.
Махнув ему рукой, она развернулась и ушла. Молодой человек закусил губу, задумавшись над её словами. Игра игрой, спор спором, но во всех этих диалогах было столько изысканных мыслей, смака, роскоши! Столько науки! Его разум чувствовал себя привередой, оказавшимся там, где всё идеально и выполняется точь-в-точь, как он требует. Определенно, если бы он выбирал, в кого влюбляться, он бы хотел любить именно такого склада женщину. Внешность? У Кюхёна никогда не было по ней определенных предпочтений, поэтому, конечно, погружаясь в битву духа, тело отзывается постепенно не меньшим интересом. Нора слишком умна, чтобы проглотить ложь, тем паче то лакейство, которое проповедует Шивон. Пока что её удалось сбить с толку и запутать. Породив в ней сомнение в самой себе, в её убеждениях и идеях, проще будет навязать ей что-то инородное. Он уверен, она сможет влюбиться и полюбить, только наживка должна быть достойной, на мотыля она не клюнет. Крупной рыбе – крупную блесну.
Аудиокнига не помогала, шум общественного транспорта тоже, и пчелиный рой звуков и картин жужжал на заднем плане страхами, когда Нора добралась до дома. Это был ужасающий страх надежды. Нет ничего хуже надеяться и ждать, когда это провально, не будет оправдано. Это был кошмарный страх веры на просторах благополучного безверия, в котором она жила больше десяти лет. Мужчины не умеют любить, сами того не осознавая. Все их привязанности временные, скоротечные, проходящие, не моногамные, условные. Нора знала это, и переубедить её было уже невозможно, надежда была не в том, что Кюхён, действительно, мог бы в неё влюбиться, а в том, что она захочет его любви. Она не хотела, чтобы в ней просыпалось желание любви, потому что ненавидела заранее обреченные на неудачу желания. Любовь мужчины заполучить невозможно, как невозможно приручить единорога, поймать фею и съесть амброзию, в общем, коснуться вещей, которых не существует. Да, мужчина может привязаться и пострадать, ухаживать, добиваться какое-то время, быть рядом, но никогда – НИКОГДА! – то, что предлагает мужчина не удовлетворит её женское видение идеальных и правильных чувств. Они будут слишком мелки, бессмысленны, непостоянны и дешевы, эти чувства.