Шрифт:
Неотразимый Патрис Улье, молодой журналист газеты «Аксьон франсез», бодро разрезал стрелками брюк майское утро просыпающегося Парижа. У мсье Улье было преприятственное расположение духа. Он улыбался абсолютно всем — молоденьким курсисткам в платьях мелкого гороха, протирающим столики официантам и даже хмурым немецким патрулям. Не такая уж и страшная она, эта оккупация. Да и оккупацией это сложно назвать. Не надо истерить и утрировать. Ко всему можно приспособиться, даже к немцам. Се ля ви, в конце-то концов. О, авто с каким-то чего-тотамфюрером. Журналист улыбнулся
…Пока журналист Патрис Улье раздавал улыбки, прячущийся в нём советский разведчик Ложкин, глава парижской ячейки «Красной Капеллы», быстро прикидывал, что делать дальше.
Его вели.
Он засёк их в отражении пыльной витрины книжной лавки на рю д’Аркад. Пасмурная троица в серых плащах, руки в карманах, на грубых каменных лбах только надписи не хватает «Гутен таг, мы из гестапо».
…А всё же складывалось хорошо. Два дня они грохнули этого мерзавца Кэгеля, который притащился сюда в отпуск (устал он, видите ли, работать на износ в Равенсбрюке, эсэсовская ублюдина). В ту же ночь Ложкин уничтожил радиостанцию. Жибера и Рахиль отправил в Берн. Полчаса назад удостоверился, что Ален без проблем отчалил с вокзала Сен-Лазар в направлении Фонтенбло (Ален жаждал убивать немцев в огромных количествах, поэтому сам напросился примкнуть к партизанам в тамошних лесах). Как говорится, всем спасибо — все свободны. Ложкин всё сделал, как учили. А учили тогда хорошо.
Но его вели.
Вели неприкрыто, в наглую. А это плохо. Значит, не просто наружка. Значит, будут брать.
Улье-Ложкин ускорил шаг, свернул на бульвар Османн, перешёл на другую сторону. Краем глаза увидел, как со стороны улицы Тронше вывернула ещё одна гестаповская тройка. Ла-а-а-адно.
Слева зазеленел сквер Луи XVI-го. Эх, жаль, пистолета нет. Так бы можно было устроить эпичную перестрелку среди колонн Церкви Покаяния. Об этом бы сняли фильм с каким-нибудь Столяровым, за что он получил бы Государственную премию…
Ложкин обогнул сквер, нырнул на более узкую Лавуазье. Сейчас в арку, потом в сквозной подъезд — и поминайте, как звали. До арки 20 метров. 15. Твою ж дивизию!
Гестапо не зря тушеную капусту жрёт. У арки ждали. Ну зашибись, блин.
Ложкин, лавируя меж притормаживающих машин, пересёк улицу и рванул по другой её стороне к бульвару Малезерб. Каменнолицые бросились за ним.
— Мсье Ложкин!
Разведчик обернулся — с ним поравнялся зелёный ситроеновский автофургон. Странно одетый старик помахал ему сушёной рукой из-за раздвижной двери.
— Мсье Ложкин! Будьте любезны, в карету?
Он был похож на что угодно, только не на гестаповца.
— Вы кто?
— Друг!
— Я знаю всех своих друзей. Вас среди них нету.
— Мы знакомы, скажем так… заочно.
Гестаповцы нагоняли. Ложкин подумал, что терять ему, собственно, уже нечего, и лихо сиганул внутрь «ситроена». Старик задвинул дверь.
— Гони пуще прежнего, мой милый Эмильен!
— Да, хозяин! — Шофёр «ситроена» кивнул старику, хищно сверкнул здоровенными жёлтыми резцами и вогнал педаль газа в пол.
Кузов прошила гестаповская пуля аккурат над прилизанной головой Ложкина. Из отверстия засочилась желтоватая жидкость. Ложкин принюхался: странно, попахивает… тыквой?
— И куда мы едем, ДРУГ?
— В Булонский лес, разумеется.
— До него далеко. Надо поменять машину.
— Как скажете, друг мой. Эмильен?
— Слушаюсь, хозяин.
«Ситроен» свернул на бульвар, и Ложкина резко развернуло вместе с сиденьем в сторону зубастого Эмильена, колени больно ударились о жёсткую спинку водительского кресла. Ложкин осмотрелся — они ехали уже в светло-кофейном «рено». Хвоста не было.
«Шикарный у буржуев механизм. Интересно, а можно вот так ЗиС в Т-34?»
— Шарль Перро. — Старик протянул руку.
— Угум. Прям как…
— Не «прямо как». Я он и есть.
— Сказочник. Мы же о сказочнике говорим, верно? — вкрадчиво уточнил Ложкин.
— Именно!
— А. Я по-о-о-о-онял. — Ложкин глянул за окно: «рено» катил по проспекту Фош. Отсюда до явочной квартиры далековато. Но тем не менее.
— Остановите здесь. Я выйду. Спасибо за помощь.
— Что-то не так, друг мой? — всполошился старик.
— Нет, всё хорошо. Под бомбёжку попали? Вам бы к врачу сходить.
— Значит ли это, что вы мне не верите, мсье? — осведомился старик.
— Именно это и значит. Товарищ Эмильен, у галантерейного тормозни, пожалуйста.
Старик грустно кивнул шофёру, тот свернул к бордюру и остановился. Ложкин открыл дверь.
— Еще раз спасибо. Вива ла Франс, все дела.
Ложкин вылез из машины.
— Туфли Золушки не из свиной кожи… — бросил напоследок старик. — Они из хрусталя. Ваша матушка не знала, как вам объяснить, что такое хрусталь. Она его никогда не видела. И поэтому, читая вам с сестрой эту сказку, она переобула Золушку.
Ложкин вернулся в машину.
— Я слышу, когда матери читают мои сказки своим детям. Поэтому я до сих пор жив. Немного колет в районе поджелудочной, но в целом…
— Что находится в Булонском лесу?
— Кроличья нора. Вы очень нужны моей стране, мсье Ложкин. Прямо сейчас.
— Какой стране?
— Волшебной, какой же еще?! — Шарль даже немного удивился такому наивному вопросу. — О! Приехали.
Все трое вышли из машины и углубились в лесную чащу. Ложкин обернулся — машина исчезла. Вместо неё у обочины валялась огромная тыква.
«Не. Тыквенные танки нам точно не нужны».
Старик подошёл к упитанному дубу, кряхтя, нагнулся и неожиданно легко отодвинул выпирающий корень, обнажив чёрный зев норы. Эмильен превратился в поджарую крысу с наглыми глазками, пискнул басом и скрылся в норе.
— Залезайте, дружище, — пригласил старик. — Будут немного странные ощущения, но недолго.
— Погодите, Шарль. Что я должен буду сделать в этой вашей стране?
Шарль Перро несколько секунд молчал. Видно, произнести это было для него довольно трудно. Он вздохнул и вымолвил: