Задание

Неотразимый Патрис Улье, молодой журналист газеты «Аксьон франсез», бодро разрезал стрелками брюк майское утро просыпающегося Парижа. У мсье Улье было преприятственное расположение духа. Он улыбался абсолютно всем — молоденьким курсисткам в платьях мелкого гороха, протирающим столики официантам и даже хмурым немецким патрулям. Не такая уж и страшная она, эта оккупация. Да и оккупацией это сложно назвать. Не надо истерить и утрировать. Ко всему можно приспособиться, даже к немцам. Се ля ви, в конце-то концов. О, авто с каким-то чего-тотамфюрером. Журналист улыбнулся

особенно широко и приветственно помахал рукой. Чего-тотамфюрер улыбнулся в ответ и что-то каркнул своему шофёру. Тот весело погудел. Ну милота же!

…Пока журналист Патрис Улье раздавал улыбки, прячущийся в нём советский разведчик Ложкин, глава парижской ячейки «Красной Капеллы», быстро прикидывал, что делать дальше.

Его вели.

Он засёк их в отражении пыльной витрины книжной лавки на рю д’Аркад. Пасмурная троица в серых плащах, руки в карманах, на грубых каменных лбах только надписи не хватает «Гутен таг, мы из гестапо».

…А всё же складывалось хорошо. Два дня они грохнули этого мерзавца Кэгеля, который притащился сюда в отпуск (устал он, видите ли, работать на износ в Равенсбрюке, эсэсовская ублюдина). В ту же ночь Ложкин уничтожил радиостанцию. Жибера и Рахиль отправил в Берн. Полчаса назад удостоверился, что Ален без проблем отчалил с вокзала Сен-Лазар в направлении Фонтенбло (Ален жаждал убивать немцев в огромных количествах, поэтому сам напросился примкнуть к партизанам в тамошних лесах). Как говорится, всем спасибо — все свободны. Ложкин всё сделал, как учили. А учили тогда хорошо.

Но его вели.

Вели неприкрыто, в наглую. А это плохо. Значит, не просто наружка. Значит, будут брать.

Улье-Ложкин ускорил шаг, свернул на бульвар Османн, перешёл на другую сторону. Краем глаза увидел, как со стороны улицы Тронше вывернула ещё одна гестаповская тройка. Ла-а-а-адно.

Слева зазеленел сквер Луи XVI-го. Эх, жаль, пистолета нет. Так бы можно было устроить эпичную перестрелку среди колонн Церкви Покаяния. Об этом бы сняли фильм с каким-нибудь Столяровым, за что он получил бы Государственную премию…

Ложкин обогнул сквер, нырнул на более узкую Лавуазье. Сейчас в арку, потом в сквозной подъезд — и поминайте, как звали. До арки 20 метров. 15. Твою ж дивизию!

Гестапо не зря тушеную капусту жрёт. У арки ждали. Ну зашибись, блин.

Ложкин, лавируя меж притормаживающих машин, пересёк улицу и рванул по другой её стороне к бульвару Малезерб. Каменнолицые бросились за ним.

— Мсье Ложкин!

Разведчик обернулся — с ним поравнялся зелёный ситроеновский автофургон. Странно одетый старик помахал ему сушёной рукой из-за раздвижной двери.

— Мсье Ложкин! Будьте любезны, в карету?

Он был похож на что угодно, только не на гестаповца.

— Вы кто?

— Друг!

— Я знаю всех своих друзей. Вас среди них нету.

— Мы знакомы, скажем так… заочно.

Гестаповцы нагоняли. Ложкин подумал, что терять ему, собственно, уже нечего, и лихо сиганул внутрь «ситроена». Старик задвинул дверь.

— Гони пуще прежнего, мой милый Эмильен!

— Да, хозяин! — Шофёр «ситроена» кивнул старику, хищно сверкнул здоровенными жёлтыми резцами и вогнал педаль газа в пол.

Кузов прошила гестаповская пуля аккурат над прилизанной головой Ложкина. Из отверстия засочилась желтоватая жидкость. Ложкин принюхался: странно, попахивает… тыквой?

— И куда мы едем, ДРУГ?

— В Булонский лес, разумеется.

— До него далеко. Надо поменять машину.

— Как скажете, друг мой. Эмильен?

— Слушаюсь, хозяин.

«Ситроен» свернул на бульвар, и Ложкина резко развернуло вместе с сиденьем в сторону зубастого Эмильена, колени больно ударились о жёсткую спинку водительского кресла. Ложкин осмотрелся — они ехали уже в светло-кофейном «рено». Хвоста не было.

«Шикарный у буржуев механизм. Интересно, а можно вот так ЗиС в Т-34?»

— Шарль Перро. — Старик протянул руку.

— Угум. Прям как…

— Не «прямо как». Я он и есть.

— Сказочник. Мы же о сказочнике говорим, верно? — вкрадчиво уточнил Ложкин.

— Именно!

— А. Я по-о-о-о-онял. — Ложкин глянул за окно: «рено» катил по проспекту Фош. Отсюда до явочной квартиры далековато. Но тем не менее.

— Остановите здесь. Я выйду. Спасибо за помощь.

— Что-то не так, друг мой? — всполошился старик.

— Нет, всё хорошо. Под бомбёжку попали? Вам бы к врачу сходить.

— Значит ли это, что вы мне не верите, мсье? — осведомился старик.

— Именно это и значит. Товарищ Эмильен, у галантерейного тормозни, пожалуйста.

Старик грустно кивнул шофёру, тот свернул к бордюру и остановился. Ложкин открыл дверь.

— Еще раз спасибо. Вива ла Франс, все дела.

Ложкин вылез из машины.

— Туфли Золушки не из свиной кожи… — бросил напоследок старик. — Они из хрусталя. Ваша матушка не знала, как вам объяснить, что такое хрусталь. Она его никогда не видела. И поэтому, читая вам с сестрой эту сказку, она переобула Золушку.

Ложкин вернулся в машину.

— Я слышу, когда матери читают мои сказки своим детям. Поэтому я до сих пор жив. Немного колет в районе поджелудочной, но в целом…

— Что находится в Булонском лесу?

— Кроличья нора. Вы очень нужны моей стране, мсье Ложкин. Прямо сейчас.

— Какой стране?

— Волшебной, какой же еще?! — Шарль даже немного удивился такому наивному вопросу. — О! Приехали.

Все трое вышли из машины и углубились в лесную чащу. Ложкин обернулся — машина исчезла. Вместо неё у обочины валялась огромная тыква.

«Не. Тыквенные танки нам точно не нужны».

Старик подошёл к упитанному дубу, кряхтя, нагнулся и неожиданно легко отодвинул выпирающий корень, обнажив чёрный зев норы. Эмильен превратился в поджарую крысу с наглыми глазками, пискнул басом и скрылся в норе.

— Залезайте, дружище, — пригласил старик. — Будут немного странные ощущения, но недолго.

— Погодите, Шарль. Что я должен буду сделать в этой вашей стране?

Шарль Перро несколько секунд молчал. Видно, произнести это было для него довольно трудно. Он вздохнул и вымолвил: