Задверье (Никогде)
Шрифт:
Из темноты выступила девушка – необычайно бледная, с черными волосами, в черном бархатном платье. На тонких пальцах поблескивали серебряные кольца. Взглянув на нее, Ричард понял, что где-то ее уже видел. Он задумался, пытаясь вспомнить. Ну да, конечно, – на первом рынке! На том, который проходил в «Хэрродс». Она улыбнулась ему из толпы.
– Он будет сегодня вечером, – ответила Охотница. – В «Белфасте».
– Спасибо, – поблагодарила девушка в черном.
Ричард заметил, какие удивительные у нее глаза. Цвета фиалки.
– Встретимся
– Кто это? – спросил Ричард.
– Они называют себя детьми ночи, – ответила Дверь. – Днем спят в туннелях, а ночью бродят по Верхнему Лондону.
– Они опасны?
– Здесь все опасны, – сказала Охотница.
– Ну ладно, – Ричард вздохнул. – Вернемся к рынку. Кто решает, где и когда будет рынок? И как изначально люди узнают об этом?
Охотница пожала плечами.
Ричард повернулся к Двери:
– Ты тоже не знаешь?
– Я никогда об этом не думала.
Они свернули за угол, и Дверь направила на стену фонарь.
– Какой молодец! – заметила она.
– Вот уж кто не теряет времени даром, – отозвалась Охотница.
Она коснулась рисунка на стене. Краска еще не успела высохнуть. На рисунке были изображены Охотница, Дверь и Ричард. Причем в довольно неприглядном виде.
Черная крыса с почтением приблизилась к логову золотых крыс, опустив голову и прижав уши, и поползла вперед, громко пища.
Золотые крысы устроили себе логово в старых костях. Это были кости огромного мамонта – одного из тех гигантских, покрытых густой шерстью животных, которые много лет назад, в ледниковый период, бродили по заснеженным просторам южной Англии. «Ишь какие, считают себя тут хозяевами!», – презрительно думали про мамонтов золотые крысы. Впрочем, конкретно этот мамонт уже давно не считал себя хозяином: золотые крысы достаточно убедительно это ему доказали.
Возле горы костей черная крыса почтительно поклонилась, потом легла на спину, подставив горло, закрыла глаза и стала ждать. Через пару минут сверху донесся громкий писк, и крыса поняла, что можно встать.
Из черепа, лежавшего на самом верху, выбралась одна из золотых и медленно поползла по массивному бивню. Это была крупная – размером с кошку – крыса с золотистым мехом и красновато-желтыми глазками.
Черная крыса что-то пропищала. Немного подумав, золотая запищала в ответ. Черная снова легла кверху пузом, потом вскочила и пулей помчалась прочь.
Конечно, люди жили в канализации и до «Великого смрада» – в том коллекторе, который построили при Елизавете, в эпоху Реставрации, в период Регентства. По мере того как рос Лондон, нечистот становилось все больше, и лондонские реки стали постепенно забирать в трубы. Однако лишь после «Великого смрада» – после того как построили целую сеть новых коллекторов и очистили Темзу, – многие нищие перебрались в канализацию и образовали здесь общину. Их можно было встретить повсюду, в любом туннеле, однако жили они в старых кирпичных коллекторах с высокими сводами, похожими на своды собора. Эти коллекторы находились на востоке. Жители канализации часами сидели на берегу грязного потока, с удочками и сетями в руках, неотрывно вглядываясь в коричневую воду с хлопьями желтой пены.
Они носили лохмотья коричневато-зеленого цвета, покрытые толстым слоем непонятно чего – возможно, плесенью или масляной пленкой бензина, хотя это вполне могло оказаться и чем-нибудь похуже. У них были длинные нечесаные волосы. От жителей канализации ужасно воняло. В тоннеле были развешены корабельные фонари. Никто не знал, чем их здесь принято заправлять. Но это был точно не керосин. Фонари светились призрачным зеленовато-синим светом.
Неизвестно, как эти люди общались между собой, но с другими они разговаривали при помощи жестов, как глухонемые. Они жили в вечной вони и сырости – мужчины, женщины и их серьезные, тихие дети.
Данникин заметил что-то на поверхности воды. Он был главой жителей канализации, самым мудрым и самым старым. Поэтому знал коллекторы даже лучше, чем те, кто их построил. Данникин схватил сеть для ловли креветок, быстро забросил ее в воду и вытащил покрытый плесенью сотовый телефон. Подойдя к груде мусора в углу, Данникин швырнул в нее телефон. Пока что за целый день удалось выловить только две непарные перчатки, ботинок, кошачий череп, роман «Фиеста», размокшую пачку сигарет и сломанную детскую коляску.
Да, день выдался не из удачных. А ведь сегодня ночью рынок, причем под открытым небом. Данникин не отрывал взгляда от воды. Никогда не знаешь, что может приплыть тебе в руки.
Старина Бейли развешивал выстиранное белье. Одеяла и простыни хлопали на ветру на крыше «Сентр Поинт» – безобразного небоскреба, построенного в конце Оксфорд-стрит в шестидесятые годы. Небоскреб угрюмо возвышался над станцией Тотенхэм-корт-роуд. Старине Бейли не нравился «Сентр Поинт», однако, как говорил он своим птицам, с крыши этого здания открывается шикарный вид, и к тому же это единственное место в Вест-Энде, откуда не видно самого «Сентр Поинта».
Ветер выдирал перья из пальто старины Бейли и уносил прочь. Старик не обращал на это внимания. Он любил повторять, что перьев всегда можно надергать сколько угодно.
Из-под рваного брезента, закрывавшего вентиляционную трубу, выбралась огромная черная крыса, огляделась и осторожно подползла к палатке, загаженной птичьим пометом. Обежав палатку, она подскочила к веревке с бельем, которое только что вывесил старина Бейли, и громко запищала.
– Тише, тише! – шикнул на нее старик.