Загадать желание
Шрифт:
Вспомнилось утро перед встречей с верешским стеклодувом. Как же странно и непривычно было мне видеть Ариса на нашей кухне, когда, обнимая широкими ладонями чашку, он благодарил мою маму за завтрак, и старался не подать виду, что смущен ее искренней заботой!
Горыныч словно почувствовал, что думаю о нем. Обернулся, придвинулся ближе и обнял. Я обхватила руками колени, зажмурилась. Огненные блики и чужие лица расплылись перед глазами рыжими пятнами.
Дым костров перебивал запах сохнущей травы и пыли, да и лес в ночи казался темным от густой листвы. Но за последние дни я достаточно видела, чтобы понять: времени осталось совсем
А еще Карина… Вот уж верно, угораздило ее!
И мой договор с тварями Пустоши еще неизвестно чем аукнется.
Что же делать? Что же нам теперь делать?
– Вы еще здесь? – Алина вернулась к костру. Выглядела подруга усталой, но довольной. – Женя, может, искупаемся?
Я посмотрела на Ариса – отчего-то мне не хотелось оставлять его одного. Но Горыныч услышал Алинкин вопрос и убрал ладонь с моего плеча.
Кое-где на берегу собирались небольшие компании солончаковских колдунов. Мы с Алиной выбрали безлюдное местечко, переоделись, нацепив старые футболки вместо купальных костюмов, но в воду не спешили. Алина присела, поймала пальцами пушистую верхушку одинокого колоска, торчавшего среди истоптанной множеством ног травы. Я стояла рядом, глядя, как плывут на черной речной глади лепестки огненных бликов.
– Прости меня, Женечка, – подруга не поднимала головы, мне было видно лишь ее светлую макушку.
– И ты меня прости.
– Я… столько наговорила, и не только тебе… но, честное слово, Женя, я никогда не думала…
«Хочешь быть вместо меня?»
Я вздохнула.
– Ты многое сказала правильно. И… мне, правда, нравился Леон.
Подруга подняла голову и несколько секунд молча смотрела мне в лицо.
– Знаю, – сказала она.
– Знаешь?.. – я-то думала, что открою страшную тайну… Арис знал. Алина, оказывается, тоже. – А Леон… знает?
Подруга тихонько засмеялась.
– Нет, Женечка. Он, наверное, единственный, кто так и не догадался!
– Ну и хорошо, – выдохнула я.
– Давай просто забудем обо всем этом, – предложила Алина.
Разве можно было не согласиться?
Конечно, забудем. Почему-то мне показалось, что это будет несложно – слишком многое изменилось с тех пор, и есть куда более важные вещи, о которых стоит думать, чем глупая ссора, случившаяся по вине расшалившихся бузинят.
Обнявшись, мы сидели на берегу, глядя в черную даль за Ворошей, где на фоне неба вырисовывались громады горных вершин. Подруга рассказывала мне о выходках малолетних колдунов – то улиток в лагерь наползет несметное множество, то волна из реки поднимется и стоит блестящей стеной, угрожая смыть палатки. То превращаться начнут друг в дружку, да так удачно, что и мать родная не узнает, где ее дитя, а где – подменыш…
Становилось прохладно. Ветер, пролетев над лесом, уронил в воду охапку сухих листьев. Вспомнив, наконец, зачем пришли сюда, мы с Алиной осторожно спустились в реку по скользкому от травы склону.
Вода показалась мне обжигающе холодной, ногам было больно, словно множество ледяных иголок разом вонзилось в ступни, а чтобы окунуться с головой, пришлось долго себя уговаривать.
Нет, нельзя! Чужое!..
«Мне что, теперь совсем не мыться, что ли?»
Чужое, чужое…
Руки и ноги сводило, перехватывало дыхание. Алина, испугавшись, выволокла меня из реки.
– Жень, ты чего? Не заболела?
Я стучала зубами и мотала головой. И еще долго, кутаясь в полотенце, пыталась согреться.
Едва успели переодеться в сухое, как нас нашел какой-то парнишка из колдунов и попросил Алину помочь его маленькой сестричке. Мы пошли за ним к небольшой брезентовой палатке, где плакал ребенок. Женщина пыталась успокоить младенца, укачивая на руках, и смотрела на Алину со смесью надежды и опасения.
– Помоги мне, – тихо попросила подруга.
Я привычно положила руки ей на плечи. И вздрогнула.
Нет. Нельзя. Нельзя.
– Жень? – Алина обернулась ко мне.
– Не получается…
– Ничего, – подруга вздохнула. – Сейчас, немного соберусь с силами… Давно плачет?
Этот вопрос был адресован матери ребенка. Не отнимая рук от Алинкиных плеч, я все еще пыталась хоть немного поделиться с ней, помочь, но чернота возмущенно шипела, грозясь вот-вот выбраться из-под земли. Стало больно пальцам, заныли запястья…
– Подождите, я позову другую лекарку, – Алина поднялась и вынырнула из душноватой палатки, а я, неловко замешкавшись, выбралась следом за ней. Но догонять не стала.
Наше. Нельзя.
«Жалко вам?»
Жалко. Жалко. Нельзя.
На душе было гадко, я старалась не думать о том, что мой дар, и так не слишком полезный, больше не поможет Алине лечить людей.
Наша…
– Да замолчите!
На мой выкрик обернулись несколько человек, и я ускорила шаг.
Звезды окончательно спрятались за тучей, время перевалило за полночь, но спали далеко не все. Я шла вдоль берега, прислушиваясь к разговорам и удивляясь, как удалось воеводе и его людям уговорить пришельцев не баловаться колдовской силой, не ругаться – ведь любая ссора теперь представляла опасность для всех, особенно детская. Каждому любопытно было, на что он теперь способен. У реки то и дело в небо взлетали разноцветные искры, словно стреляли из ракетницы. Молодая девушка, прячась в тени палатки, кормила с ладони диковинную птицу, по крыльям которой изредка пробегали голубые блики, а коротко стриженый мужчина в испачканном пиджаке, усевшись на землю, отрешенно наблюдал, как под его взглядом из-под травы вырастают земляные горбики, обретая очертания маленьких человечков, а затем рассыпаются комочками, исчезают и снова растут.
У костра я Горыныча не нашла и направилась к навесу, под которым мы сегодня изучали списки колдунов. Сперва казалось, что и там никого нет, но вот вспыхнул огонек, словно кто-то зажег спичку.
– Простите, пропустите…
Я лавировала между спящими и теми, кто как раз устраивался на ночь, обошла несколько палаток и остановилась.
На столешнице, в глиняной кружке, стояла зажженная свеча. Огонек освещал кипу листов, лежащую поверх карты, и фигуру склонившегося над ними Горыныча. Скамеек не было, Арис стоял, упершись ладонями в стол. Я видела, как он перевернул еще один лист, надолго замер, опустив голову. Провел по лицу рукавом и… грюкнул кулаками по столешнице, едва не опрокинув свечку.