Загадать желание
Шрифт:
Не пропустят…
Горыныч даже не стал доставать оружия. Придерживая меня, чтобы не свалилась с его спины, сперва пятился, потом повернул к дороге. Ссадил меня на землю, подтолкнул, чтобы шла вперед, а сам держался позади. Ящерицы брели за нами – нападать они явно не собирались. Одна из них рыкнула нетерпеливо, выгнав нас на дорогу, и вышла следом. Тяжелый хвост, волочась по земле, поднимал пыль.
– Куда? – тихо спросил Арис.
Я мысленно повторила его вопрос. Черное чудище мотнуло головой.
Иди!
И двинулось прямо на нас. Поначалу мы отступали, потом, подчиняясь воле черной твари, пошли по дороге.
Слева – густые
– Ты как? – спрашивает. – Получше?
Киваю. Хорошо, что сейчас не надо ничего объяснять.
Снова оборачивается.
Ящериц на дороге нет, но нам обоим понятно, что стоит развернуться и пойти в другую сторону – чудища появятся вновь.
Выстрелов больше не слышно. Но крики – одинокие, отчаянные – раздаются все ближе. Дорога огибает рощу, разветвляется, уходит направо ухабистая колейка. Видно прильнувшие к обочине домики – окраина небольшого селения, в луг вклиниваются отгороженные – где плетнем, а где колышками – лоскуты огородов с посохшей ботвой. Людей в деревне нет, но у домов, в чахлых садах и огородах, словно волны поднявшейся пыли, двигаются серые тени: вьются змеями, обнимают деревья, ползут по бревенчатым стенам и растопыренными ладонями цепляются за резные коньки крыш.
Останавливаюсь, хватаю Ариса за руку, неудачно задев порезы на запястье.
– Там что-то случилось, – негромко отвечает он моим невысказанным мыслям. – Вот откуда нечисть…
Тени ползут по земле, и кажутся издали очень похожими на призраки мертвого города, куда мне пришлось идти одной, связанной с внешним миром лишь нитью Всемилова клубка. Но Горыныч их тоже видит, значит, не мерещится.
– Не надо туда…
В зарослях трещит – все ближе. Арис смотрит вверх, на затянутое тучами небо – видно, зовет Огненного на помощь…
Из-за рощи выезжает отряд. Почти все всадники – иштранцы, их нетрудно узнать по длинным косам в пестрых лентах. Мы бросаемся к деревьям, пытаясь спрятаться, но в этот миг навстречу нам из кустарника выбегают люди. Колдуны – ясно по одежде. Женщины с детьми и мужчины. У некоторых – охотничьи ружья. Но, видно, все патроны выстреляны, а перезарядить то ли нечем, то ли некогда. Один несет на спине девушку – ее руки безвольно свисают, лица не видно за спутанными ярко-рыжими прядями, и светлая футболка мужчины перепачкана ее кровью.
Они, кажется, не замечают нас. Нервно оглядываются, пытаясь понять, куда бежать и где спрятаться. Видят приближающийся отряд. Кто-то бросается заряжать ружья… Детвора и женщины, сбившись кучкой, стоят у обочины, и во взглядах многих людей я вижу отражение тех же мыслей, которые навязчиво преследовали нас с Алиной не один месяц в чужом мире: «Проснуться бы, проснуться…»
Невозможно сейчас спрятаться, сбежать, оставив их одних. Да и куда? Иштранская дудка воет в роще, и мгновение спустя выскакивают из зарослей – молодые и не очень, в украшенной бляхами одежде, с заплетенными в косы волосами… Тускло блестят в скупых лучах солнца кривые сабли, и разрезают тишину крики азарта и торжества. Два раза успевают выстрелить колдуны. Горыныч, отбросив меня назад, влетает в гущу схватки.
– Бегите! – слышу я его голос.
Всадники приближаются, скоро будут здесь, и тогда никто не спасется…
– Бегите! – хватаю за руку одну из женщин. – Скорее, бегите в лес.
Она не понимает. Смотрит огромными от ужаса глазами на дерущихся мужчин, прижимая к себе мальчишку-подростка, накрыв ладонями его голову, словно сможет защитить.
– Бегите, скорее!..
Алые брызги обжигают щеку. Женщина кричит. Молодой мужчина падает на землю – темная полоса пересекает его грудь, а руки сжимают уже бесполезное ружье. Арис пытается прорваться к нам, но двое иштранцев заступают ему дорогу, а третий шагает ко мне. На молодом лице – кровожадная улыбка, в глазах – азарт. Тонкие косички, перевитые пестрыми лентами, взлетают от движения и торчат вокруг лица, словно паучьи лапы. Он говорит что-то, смеется, поднимает саблю…
В ушах гудит, звуки смешиваются. Отчаянный крик: «Беги!» и полный ужаса то ли вой, то ли плач за спиной… Клинок ловит солнечный луч, и тени вздыхают под моими ногами:
Наша…
Черная туша поднимается, вырастая из-под земли. Иштранская сабля вязнет в ее боку. Ящерица шагает вперед. Сдавленный крик, хруст…
Взмах хвоста – и снова крики. Иштранцы отступают, потом бегут… Ящерица прыгает, подминая под себя широкоплечего вояку с седыми косами, довольно облизывается, оглядываясь на меня. Еще две черные туши поднимаются у обочин, встречая отряд всадников. В чудищ летят стрелы, проходя сквозь бока, не причиняя вреда… Ящерица прыгает снова, опрокидывая лошадь. Ржание несчастного животного заставляет меня очнуться. Вздрагиваю, оборачиваюсь. Взгляд падает на распростертое тело молодого охотника…
Арис.
Где Арис?
Страшно поднять голову, оглядеться. Трясутся руки и хочется кричать.
А вдруг он тоже… Нет, только не это, только…
Кто-то подходит. Я вижу огромные растоптанные ботинки, перепачканные в пыли и крови. И медленно-медленно, опасаясь понять, что ошиблась, поднимаю голову.
Арис тяжело дышит. Ладонью закрывает рану на плече. Смотрит на меня, словно также боясь поверить… И прижимает мою голову к своей груди.
Три мертвых тела на дороге. Чьи-то мужья, сыновья или братья… Женщины бросаются к ним, оставив плачущих, насмерть перепуганных детей, а я, вцепившись в рубашку Горыныча, ощущаю невероятную, чудовищную радость от того, что мы, мы двое – живы. Все-таки живы…
Всадники, потеряв нескольких своих товарищей, разворачивают лошадей. Чудища их не догоняют – скрываются под ветвями придорожных деревьев, растворяясь в тенях. Отряд скачет через поле, мимо занятого нечистью поселения, а навстречу ему из виднеющегося у горизонта леса выезжает другой отряд. Звук рожка кажется знакомым. Горыныч хмыкает и сосредоточенно щурится. Змей здесь мало, но я уверена, что внезапный беспорядок во вражеском отряде вызван именно ими. Лошади испуганно ржут, становясь на дыбы. Иштранские наемники успокаивают их, но уже поздно. Раславцы налетают на чужаков, слышится боевой клич, и я отворачиваюсь… Все и так ясно. Взгляд ползет по кровавым пятнам на Горынычевой рубашке, по линии широкого ворота, и останавливается на том месте, где сходятся ключицы. Чуть выше – бьется голубая жилка в такт ударам сердца… Крики и причитания совсем рядом едва не оглушают, но у меня не получается сочувствовать чужому горю. Сердце сжимается от страха при мысли о том, что могло случиться – и не случилось.