Загадай желание
Шрифт:
– Что я говорил тебе о чудиках! – радостно прошептал Ванюшка Женьке на ухо.
События, которое последовало дальше, никто, конечно, не ожидал. Как такое предугадаешь! С другой стороны, ожидать его как раз следовало – звезды давно выстраивались в нужную цепочку, ромашки поднимались из земли и распускали свои лепестки только для того, чтобы на них гадать – «любит – не любит». Погода тоже не подкачала. Несмотря на все опасения Нонны, солнце честно светило, тучи если и плыли по небу, то в какую-то другую точку назначения – они пролились потом дождем над городом Малоярославцем, немного подмочили Бородинское поле, но «Лесные встречи» стояли сухие – их дожди не задели. Звуки балалаек и барабанов заполняли вечерний эфир, и вся гоп-компания переходила от сцены к сцене, заражаясь весельем. Это было неизбежно. Именно поэтому так тянуло людей сюда,
– Вы Анну не видели? – спросила Нонна у Ваньки и Жени, упоенно отплясывающих около большущей колонки, из которой лились звуки нежной украинской песни.
– Что? – крикнула Женя, задыхаясь от сумасшедшей пляски.
Нонна покачала головой в недоумении. Анна исчезла ближе к вечеру, где-то между выступлением украинских и молдавских музыкантов. Потеряться на фестивале было совсем несложно – мобильники тут почти не работали, а у кого они еще сохраняли сигнал, те плевать на них хотели. Все забывали про этот маленький якорь цивилизации, улетая в тонкие миры и становясь частью природы. Сцен на празднике было четыре штуки – каждая в разном конце поля. Пока от одной сцены допрешься до другой, все ноги стоптать можно. Нонна пару раз ходила из конца в конец вместе с Анной. В первый раз они пошли, чтобы встретиться с Олесей, которая работала на поле с реконструкциями.
– Вы должны помириться! – настояла Анна, и возразить ей Нонна отчего-то не решилась. Такова была сила ее невероятного образа.
Тут, под звездами и летящими огнями китайских фонариков, Анна стала вдруг неподдельной королевой. Она повелела Нонне идти за ней, и та пошла – подчиняясь безропотно. Спасибо, что сдержала порыв встать на одно колено и приложиться к царственной руке. Примирение между Олесей и Нонной состоялось, хотя и выглядело со стороны скорее нелепо. Олеся по роду исполняемых должностных обязанностей была облачена в пурпурное бархатное платье с парой нижних юбок и невообразимым круглым кружевным воротником на проволоке, а волосы ее были убраны под шляпу-чепец времен Медичи. И ее объятия с полной женщиной в джинсах смотрелись странно.
– Я так скучала! – пробормотала Олеся. – Мне надо сейчас бежать. Сейчас начнется посвящение в рыцари!
– Ты хоть понимаешь, как это смешно звучит! – рассмеялась Нонна и поцеловала Олесю в щечку. Она даже чуть было не спросила у нее, как там поживает Померанцев, но вовремя удержалась, Анна еще раньше предупредила, что ничего хорошего она не услышит. Померанцев писал книгу. В остальном – все как обычно, реки слез.
– Ты можешь не сдержаться, и вы снова поругаетесь. Давай вы не будете о нем говорить совсем! – попросила Анна Нонну. И они отправились к восточной сцене, где какие-то прекрасные девушки били в огромные барабаны. Вечер потихоньку опускался на поле с пляшущими людьми, и на третий раз Нонна не нашла в себе сил последовать за подругой. Свежий воздух, громкая музыка, умопомрачительный запах свежеиспеченного хлеба… Нонна присела на минуточку, а потом – Анна потерялась. Правда, никто ее особенно и не искал. Ванька потребовал, чтобы его сестру оставили в покое, раз уж ей вздумалось затеряться. И постоянно терялся сам. Олеська работала и немножко выпивала с коллегами, особенно с парочкой рыцарей, у которых под доспехами была запрятана большая бутылка коньяка. Женька вообще вдруг стала странной и неадекватной, постоянно куда-то исчезала. А когда возвращалась, то смотрела на всех бешеными, сияющими глазами, а губы ее были такими красными, что можно было подумать, что она целовалась без остановки. На вопросы же не отвечала. Анна как сквозь землю провалилась. И найти ее они не смогли до самого утра – никто.
– А вдруг с ней что-то случилось! – волновалась Нонна.
И надо отметить, что она, как это часто случалось, была совершенно права. Кое-что случилось, а именно – случилось то, чего Анна так хотела и так боялась, – она встретила того, рядом с кем ее сердце забилось с новой силой. Время остановилось, и все утратило смысл.
Ненормальные
Северная сцена была самой маленькой из четырех сцен, что, в общем-то, было символично – на севере все всегда меньше, даже растения. Помост сцены был развернут таким образом, чтобы звук не смешивался с потоками от других сцен, а шел в другую сторону, к небольшому озерцу. Людей на северной сцене было не так много, как на южной, где предполагалось, что будут выступать звезды. И куда, по слухам, собирался приехать даже старик Гребенщиков. К северной сцене вели две узкие тропинки, окруженные с двух сторон торговыми палатками – из-за них, собственно, Анна и попала туда, на северную сцену. Гомон торговцев привлек ее, и она мало-помалу втянулась в бурлящий поток людей, перетекающих от одной палатки с сувенирами к другой. Тут было все, от чего Анна не могла оторвать глаз. Мастера съехались со всей страны, чтобы показать плетеные браслеты, кожаные сумки, украшения из полудрагоценных камней и поделки из дерева и стекла. Некоторые были обычными, такими же точно, какие можно увидеть на Арбате или в торговых залах московских выставок. Но были и такие, над которыми Анна зависала подолгу и которые считала уникальными.
– Господи, как вы это делаете? – Она в изумлении подносила руку к фигуркам животных из цветного стекла, таким миниатюрным и таким подробным, что это сочетание казалось решительно невозможным.
– А как вы это делаете? – спрашивали торговцы, глядя на ее длинный расшитый сарафан. – Вы нимфа?
– Сегодня – да, – улыбалась она.
Разговоры и обмен опытом, смех, телефоны, записанные шариковой ручкой прямо на ладонях, и обещание обязательно потом позвонить, уже из реального мира. Для людей по ту сторону палатки эти выходные были не только и не столько отдыхом, сколько бизнесом. А бизнес есть бизнес, ничего личного. Позвоните нам или пишите на сайт.
Анна даже не прислушивалась к тому, что происходило на северной сцене. Кто-то отыграл, и стало тише, и Анну это только порадовало. Анна никогда не была особенно большой музыкальной фанаткой. Для нее музыка была и оставалась больше фоном, чем смыслом жизни, как для многих других. Она мирно бродила между палаток, наслаждаясь коротким перерывом, когда первые звуки незнакомых инструментов затруднили разговор. Играли сначала тихо и нетвердо – настраивались, а потом взялись за дело. Кто-то ударил по струнам банджо, запел рожок. Все громче и громче, да с криком, с гиканьем – музыка была не нашей. Скрипки, флейты, какие-то духовые, но без барабанов. Зато скрипок слышалось несколько. Сочный, густой женский голос полился поверх скрипичных переборов – пели на английском, кажется.
– Ну, покатили! – прокричала Анне девушка, торгующая расписанными вручную шелковыми платками-батиками. – У нас тут колонки бьют прямо в ряды, ни черта не слышно.
– А кто играет? – спросила Анна, прислушиваясь к красивым переливам. Музыка была веселая, заводная, под нее так и хотелось плясать.
– Кто ж его знает. А, погодите. У меня есть программа. – И девушка нырнула под прилавок, извлекла оттуда свернутый вчетверо зеленый листок. Выяснилось, что играет какая-то ирландская фолк-группа с нечитаемым названием, длинным, начинавшимся на букву «Ф».
– Пойду гляну, – крикнула ей Анна, ибо платки ей не слишком-то понравились, а разговаривать в таком шуме было затруднительно.
Вот так она и оказалась на маленькой площадке перед сценой, на которой группа иностранных туристов зажигала под аккомпанемент теплого, наполненного мягким светом вечера. Пела девушка, она же играла на банджо. Два скрипача старательно «напиливали» на скрипках, один – пожилой дядька с лысиной – сохранял подобие серьезности. Другой – с пузиком и в клетчатой юбке – изо всех сил строил рожи и подмигивал залу. Толпа хохотала и приплясывала. Рядом с солисткой, высокий, в джинсах и простой рубахе, с акустической гитарой в руках, стоял невыносимо рыжий, погруженный в себя музыкант, самозабвенно выводящий мелодию своими длинными, невероятно подвижными и гибкими пальцами.
– Вот жгут! – крикнула девчонка, стоявшая рядом с Анной, и сразу пустилась в пляс.
Именно под такую музыку выплясывала Кейт Уинслет в кают-компании фальшивого «Титаника» на ирландской вечеринке. Музыка была бесподобной. Анна притопывала ножкой и улыбалась. Музыка стихла, песня подошла к концу, и солистка, улыбаясь и немножко тяжело дыша, принялась здороваться с публикой и рассказывать что-то на иностранном языке. Ее мало кто понимал, но это было совершенно неважно – все чувствовали друг друга и без слов. А рыжий музыкант, отыграв, опустил гитару и поднял взгляд на толпу. Растерянная улыбка блуждала на его странном, совершенно не нашем, чужом лице, хоть и не лишенном своеобразной приятности, но все же до невозможности необычном. Он посмотрел перед собой, и тут, в этот самый момент, его глаза встретились вдруг с глазами Анны, – она стояла в трех метрах от него с такой же точно растерянной и небрежной улыбкой, с растрепавшимися по плечам косами, с сияющими серыми глазами. И в ту же секунду он пропал. А гитара упала на сцену, потому что его руки перестали ее держать. Слабак!