Загадка Фишера
Шрифт:
«Все люди относятся скептически к моим успехам, но я все-таки побеждаю!» – горделиво заявлял 14-летний чемпион. В интервью 1961 года Ральфу Гинцбургу уже слышится раздражение: «Люди ко мне относились не очень-то уважительно. Они как бы хвастались: да, он может побеждать нас в шахматах, но сам – невоспитанный мальчишка. Мне это не нравилось, и я решил показать, что они ничуть не лучше меня».
Эта борьба с собственной тенью, сопровождаемая болезненными ударами по самолюбию и крушением честолюбивых надежд о всеобщем признании, не могла не закончиться поражением. И, конечно, кризисом мировоззрения. Ведь для обывателя средней руки Фишер был лишь обладателем уникального рекорда шахматной акселерации, поставленного
Так думали далекие от шахмат обыватели. Но кто знает, о чем думали те из его коллег, что игнорировали или принижали достоинство его побед. «Я утверждаю, – говорил Бобби с какой-то детской беззащитностью руководителям ФИДЕ, – что некоторые шахматисты прибегают к нечестным методам борьбы!» Но и самому остаться безупречно корректньчм, строго последовательным и реалистично гибким в осуществлении своей программы действий Роберту Фишеру так и не удалось. Стать глухим и безучастным – тоже. Он путался в противоречиях, в порывах гнева совершал ошибки и мучился угрызениями совести. Полное раскрепощение, сочетавшееся с баснословной концентрацией внимания, приходило только за шахматной доской – в мире абстрактных, совершенных истин.
«С Бобби у вас не возникнет никаких проблем при условии, если вы оградите его от чрезмерного внимания публики и особенно журналистов, стремящихся выведать подробности его личной жизни, – предупреждала Регина Фишер, мать будущего чемпиона, в письме к югославским организаторам межзонального турнира летом 1958 года. – Он прекрасно чувствует себя в шахматных клубах и в обществе шахматистов. Поместите его в отель и предоставьте возможность свободно общаться с сильными гроссмейстерами и играть с ними. Он очень трудолюбив, когда занимается тем, что его интересует, не склонен к юношеским забавам и знает, чего хочет, особенно в шахматах».
Миф второй: профессионал-недоучка
Его счастье и его горе, что он так рано определил свою цель и, принеся в жертву другие интересы, фанатично стремился к ее достижению. В чем-то он был по-детски наивен, в чем-то не по годам зрел. Но факт неоспорим – в шестнадцать лет он стал шахматным профессионалом, предпочтя турне по странам Америки и Европы постижению наук в школьном классе.
«Я стану чемпионом мира, и в этом отношении школа мне ничего не даст!» – заявлял он и раньше. Однако сила авторитета взрослых была еще достаточно велика. После успеха на межзональном турнире в Югославии (1958) новоиспеченный гроссмейстер не слушал уже никого. Он покинул высшую Эвансовскую школу, успев закончить два класса – по две ступени в каждом – и на прощание заявив, что все американские учителя – дураки.
Одно из первых сражений с общественным мнением было выиграно, хотя место адвоката в этом непростом деле так и осталось вакантным. Зато не было недостатка в благоразумных советах одуматься. Большая пресса единодушно осудила решение юноши. Это осуждение переросло в многолетнюю полемику, не скрывшую от чужих глаз тайн его личной жизни.
Он ничего не читает, кроме «Шахматного информатора» и опусов о похождениях Тарзана, не знаком с произведениями классиков, никогда не слышал о Васко да Гаме и не может назвать главный город Албании. На все предложения посетить выставку, музей или театр он отвечает: нет, нет и нет… Какой несносный этот недоучка Бобби! Полуотверженный гений, идущий на ощупь по лабиринтам жизни.
«Обо мне распространяют слухи, что я не умею ни писать, ни читать!» – с горечью говорил он в 1970 году, уже на пороге зрелости. Увы, в качестве свидетельства он мог бы предъявить целые тома!
«Своей ограниченностью, флюсностью в развитии, неконтактабельностью Фишер волей-неволей способствует развитию «интеллектуального босячества», – негодовал писатель Анатолий Голубев. И уже совсем суровый приговор: «Мне не хотелось бы, чтобы кумиром шахматного искусства стал человек, которого при любых натяжках я не могу назвать моим современником в положительном смысле этого слова».
Еще более категоричен американец Брэд Даррах. «Этот поразительный мозг ютится в мелковатой черепной коробке, имеющей овальную форму и лишь незначительно возвышающейся над уровнем ушей, – писал он в книге «Бобби Фишер против остального мира». – На фоне низкого лба челюсть выглядит непропорционально крупной, если рассматривать ее под определенным углом, то можно принять за челюсть неандертальца. Большинство эмоций, которыми он пользуется, – элементарны: это непосредственные выражения страха, голода, гнева, удовольствия, боли, подозрительности, любопытства – то есть эмоции, характерные для человека или даже зверя, ведущего изолированный образ жизни. Он обдумывает не больше одной мысли за раз и, как правило, это довольно несложная мысль».
В ряду этих «разоблачений» появляется, наконец, утверждение, что маститый гроссмейстер имеет интеллект… подростка 14 – 15 лет! Но ведь, обсуждая эту щекотливую тему, можно обратиться к интервью самого Фишера.
«Я постоянно работаю над собой, стараюсь быть обходительным. И живу не только шахматами», – утверждал он не раз.
Круг интересов? Занятия спортом: лыжи, коньки, плавание, борьба, теннис. Телевидение, книги, лирическая и рок-музыка. Изучение иностранных языков – испанский, немецкий, русский, сербско-хорватский. Уже после Рейкьявика – религиозная и политическая философия. И журналистская деятельность. Журнал «Чесе квотерли» в 1961 году опубликовал его теоретическую статью, в которой американец «опровергал» королевский гамбит. Три года спустя «Чесе уорлд» поместил статью «Десять величайших шахматистов мира, названных Бобби Фишером». А в конце 60-х годов издательство «Саймон энд Шустер» выпустило авторский сборник «Мои 60 памятных партий», выдержавший десятки изданий и перекупленный многими иностранными фирмами.
Так ли уж бедно и примитивно, если к тому же признать, что за малым исключением мы не располагаем достоверными сведениями о его трудах и образе жизни?!
«А способности у него действительно отличные, – свидетельствовал международный мастер Бернард Цукерман. – Превосходная память, умение быстро схватить суть проблемы. Любопытно также, что у Бобби очень высокий «интеллектуальный коэффициент» – 189, в то время как средний коэффициент выражается в цифрах 110–120».
Интеллекта Фишера вполне хватило и на то, чтобы афористично высказать свой жизненный принцип: «Лучше быть одним из сильнейших в мире шахматистов, чем находиться в числе многих тысяч с дипломами».
«Многие годы наша пресса отзывалась о Фишере однозначно: мол, недоучка, темный человек, – короле говоря, выскочка, мальчик для битья, – писал Анатолий Карпов. – Но человек быстро сообразил, что не все предметы, которые преподаются в школе, будут необходимы ему в жизни, перешел на самообразование и, бросив школу, занялся исключительно тем, что ему могло пригодиться для успеха в шахматах».
«Недоучка» легко побеждал гроссмейстеров с широким кругом интересов, даже обладателей ученых степеней. Это казалось нелогичным, как игра не по правилам. Остаются, правда, ссылки на слепую игру природы, создавшей сверхшахматиста огромной разрушительной силы, ниспровергателя основ и сокрушителя авторитетов.