Загадка Катилины
Шрифт:
— Это когда к нам подошла Клавдия?
— Да. От Форфекса Каталина узнал, что существует старая тропа, поднимающаяся вверх по склону и скрытая от посторонних взоров густой растительностью. Он, должно быть, нашел ее, потому и исчез тогда на время. Я, кажется, помню, в каком приблизительно месте он скрылся среди скал и деревьев. Можно попробовать отыскать эту тропу. Тогда можно миновать и дом Гнея, и пастухов в горах.
Мы выехали на Кассианову дорогу, но повернули не налево, к главным воротам поместья Гнея, а направо, по направлению к Риму. Мы миновали хребет холма, и я с чувством сожаления подумал о том, насколько
Никакого движения на дороге не было. Я специально задержался на подъеме и осмотрелся по сторонам. Перед нами дорога лентой уходила на юг. Позади нас у самого горизонта, виднелось некое пятно — должно быть, группа рабов или стадо, ведомое в Рим, но они были еще очень далеко. Мы продолжили путь. Хребет холма мы уже миновали, но возвышенности справа все еще скрывали от нас поместье Клавдии. Слева начался крутой подъем, с высокими деревьями и камнями.
— Где-то совсем рядом… — пробормотал я.
Мы замедлили шаг и принялись внимательно вглядываться в заросли. Казалось, никто никогда и не думал вступать в эти запутанные переплетения деревьев и кустов. Через некоторое время я решил, что мы уже проехали нужное место. Справа я уже видел на полях рабов Клавдии.
— Мы заехали слишком далеко, — сказал Метон.
— Да. Вероятно, стоит вернуться.
На обратном пути мы также ничего не заметили, и я уже подумал, что нам следует либо оставить затею, либо, подобно Каталине, продраться сквозь заросли. Тут я услыхал топот копыт, поднял голову и впереди себя на дороге увидел молодого оленя, вышедшего из леса. В том месте, откуда он только что появился, колыхались ветви деревьев. Некоторое время он стоял и смотрел на нас словно статуя, потом подался назад и поскакал в лес. Перепрыгнув через кусты, он приблизился к сплошной стене растительности, но не свернул, а проскочил между валуном и стволом старого дуба. Если бы я моргнул, то мне показалось бы, что он просто исчез в лучах солнца, проникающих сквозь крону деревьев. Это был тот самый знак, о которых пишут поэты, настоящее предзнаменование.
— Там, где исчез олень, — сказал я, — и начинается старая дорога.
Мы подъехали к валуну и спешились. В проходе оставалось «достаточно места, чтобы провести лошадей за собой. За валуном оказалось пространство, не замеченное с дороги. Далее мы увидели следы, свидетельствующие о том, что когда-то здесь была тропа, ведущая прямо в гору.
— Этот валун, должно быть, когда-то свалился и загородил дорогу, — сказал я. — После какого-нибудь землетрясения. Да и по всей тропе, мне кажется, валяется немало камней. Для оленей она подходит, но для наших лошадей нет. Придется нам их привязать здесь, а самим пойти пешком.
Дорога подымалась вверх круто и неровно. После того как люди оставили ее, она превратилась в сток для воды. Ветви деревьев вдоль дороги в некоторых местах были сломаны, что свидетельствовало о том, что этой дорогой кто-то совсем недавно пользовался.
Дорога и в самом начале была довольно крутой, а чуть дальше она просто неимоверно подымалась. Камни, разбросанные в русле потока, казались ступенями для титанов.
Даже Метон стал задыхаться и потеть,
Все мое тело протестовало против того, чтобы подыматься дальше, но там, наверху, легче всего встретить какого-нибудь одинокого пастуха.
И долго нам ждать не пришлось. Когда мы приблизились к каменным ступеням, ведущим к водопаду, я услыхал блеяние козленка и голос пастуха, уговаривающего его замолчать. Мы отошли в сторону, к падающей воде. Звук водопада усилился, но также усилился и голос пастуха.
Мы прошли через сплетение виноградных листьев и оказались возле самого озера, по краям которого вздымалась пена. Там было довольно сумеречно из-за нависавшей над нами скалы и высоких деревьев, окружавших озерцо. Повсюду валялись кости и черепа, которые мы уже видели однажды сверху. По моей спине прошла дрожь; здесь было так мрачно и сыро даже в жаркий день.
Мы прошли еще немного и увидали пастуха. Он был очень молод, почти мальчик, моложе Метона, одет в рваную тунику, на ногах истертые сандалии.
Шум водопада заглушил наши слабые шаги. Когда мы предстали перед ним, молодой пастух так сильно вздрогнул от неожиданности, что едва не упал. Он зашатался, замахал руками и свалился бы в воду, если бы Метон не удержал его.
Пастуху удалось обрести равновесие, и он выдернул руку из ладони Метона. Козленок заблеял, пастух крепко обхватил его, так что пальцы его побелели. Он со страхом переводил взгляд с меня на Метона.
— Кто вы? — наконец проговорил он. — Вы живые или мертвые?
Забавный вопрос, подумал я, но тут же вспомнил о разбросанных черепах и костях и о якобы обитающих в этих местах лемурах.
— Очень даже живые, — ответил я достаточно уверенно, ведь лемуры наверняка не чувствуют устали и боли в ногах.
Пастух продолжал смотреть на нас исподлобья, держась поодаль.
— Да, мне показалось, что рука у тебя теплая, — сказал он Метону. — Но что вы здесь делаете? Вы друзья хозяина?
— А ты сам что здесь делаешь? — ответил я вопросом на вопрос.
— Меня заставили сюда прийти, потому что я самый молодой. Кто-то услыхал, как возле водопада блеет козленок, и послали за ним меня. У него копытца застряли между камней. Никому ведь не хочется спускаться сюда из-за них… — Он невольно огляделся по сторонам.
— И кто же именно послал тебя? — спросил я. — Форфекс?
— Форфекс? — Он как-то странно вздохнул.
— Да, Форфекс, тот самый, что руководит всеми пастухами.
— Теперь уже нет. После того как… — На его лице снова появилось удивленное выражение. — А хозяин знает, что вы здесь?
— Скажи нам, что случилось с Форфексом, — Произнес я насколько возможно более властным голосом. Рабы Гнея Клавдия, должно быть, привыкли Именно к такому обращению и не станут задавать лишних вопросов даже незнакомцам. Это ясно из того, как сам хозяин обращается с ними.
— Форфекс… Но хозяин вовсе не хотел… Он, конечно, бьет нас иногда, но никогда еще… по крайней мере, своими руками… насколько мне известно…