Загадка острова Раутана
Шрифт:
— Да что нашлось-то? — спросил он наконец.
— Карты Пухова! — крикнул прямо ему в лицо Ник Палыч. — Все это золото не стоит и одного квадратного сантиметра этих бесценных бумаг!
Принесли лабораторные весы. Из ящичка доставали мешочки, высыпали золото, взвешивали его и снова ссыпали в мешочки, пломбировали их. Все наблюдали за этой процедурой.
— Сколько же пришлось преступнику красть, тайком промывать, дрожать, прятать и прятаться, чтобы накопить это золото, — проговорил Гусятников. — А оно по справедливости досталось его истинному владельцу — государству.
Со дна ящичка извлекли еще один сверток. Он был очень тяжелый. Когда развернули его, под лучами солнца что-то блеснуло.
— Самородок!.
— Какой-то странной формы… — протянул Гусятников.
Ник Палыч на минутку оторвался от бумаг и сказал:
— Собачья голова! Знаменитый самородок, найденный Пуховым и затем похищенный, — и снова уткнулся в бумаги.
Самородок взвесили. Он потянул 9999 граммов. Все теснились поближе к нему, осторожно трогали драгоценное чудо.
По улице бежал, размахивая листком бумаги, Ленька. За ним, сгорая от любопытства, трусили Дрововоз и Эдька.
— Где Ксаныч? Не видел Ксаныча? — налетели они на Василька.
Тот стоял посреди короба и с блаженным лицом ел мороженое. Местный мясо-молочный комбинат только недавно освоил выпуск этой продукции. Василек отрицательно замотал головой.
— В Арктике ест мороженое! — Степа с возмущением выхватил из его рук вафельный стаканчик. — Простудишься, а потом отвечай за тебя. — И стаканчик исчез у него во рту.
— Фу… и… ган, — с усилием просипел Василек. — Ну, ладно, я уже почти наелся, три с половиной порции съел. Вы куда?
— Ксаныча ищем! Телеграмма ему пришла!
— Бесполезно, — сказал Василек. — Ксаныча разве поймаешь?
С тех пор как его выписали из больницы (не через месяц, как угрожал врач, а гораздо раньше), Ксаныч развил кипучую деятельность. Это он объяснял «наверстыванием бесполезно потерянного в больнице времени», хотя в больнице Ксаныч прочел «Историю открытия и освоения Северного морского пути», которую прятал, потому что врачи не разрешали ему читать.
За углом мелькнул силуэт Светки.
— Стой! — крикнул Ленька. — Где Ксаныч?
— В штабе, — быстро ответила Светка, и вся процессия ринулась к штабу.
Ксаныч был у диспетчера — слушал сводки, поступающие с судов. Он прочитал телеграмму, раз, второй поднял недоумевающе-радостные глаза на ребят.
— Ничего не понимаю. Точнее, понимаю, но еще сообразить не могу. Точнее, сообразить могу, но… — он запутался и махнул рукой. — Короче, ребята, управление сообщает, что за помощь при розыске похищенного золота и документов Пухова оно премирует группу поездкой по любому маршруту, который мы выберем.
Минуту все растерянно молчали.
— Ура! — гаркнул басом Дрововоз.
И все, забыв, что они находятся в штабе, заорали:
— Ур-ря-я-а!
— Что за крики? — сзади стоял начальник штаба, грозно хмуря брови. Ребята смутились, а Ксаныч молча протянул ему телеграмму. Лицо начальника штаба разгладилось.
— Это хорошее дело. Слыхал о ваших подвигах, слыхал… Теперь, я думаю, в самый раз в тропики вам махнуть, чтобы отогреться после Арктики. А? Например, в…
— Африку! — выпалил Василек и спрятался за спину Дрововоза. Все заулыбались, а Ксаныч хлопнул Василька по плечу:
— Далась тебе эта Африка. Ну что там интересного?
— Точно, — поддакнул солидно Дрововоз, — там даже белых медведей нет…
И все снова засмеялись.
Послесловие из одного слова
Ксаныч написал мне письмо, и я сразу прилетел в город. Ребята рассказали о своих приключениях, а потом мы с Ксанычем ушли на берег моря и долго стояли там, любуясь медленно проплывающими белоснежными льдинами.
— Да-а… — протянул я. — Все это могло и не так хорошо кончиться.
— А кто знал, кто знал? — сокрушался Ксаныч. — Разве можно было представить, что мой невинный розыгрыш, который имел целью… в общем, хотелось, чтобы ребята проявили побольше самостоятельности.
— Они проявили самостоятельности больше чем достаточно, — ехидно вставил я.
— Это все арктические сюрпризы! — вскипел Ксаныч. — Я застрял в Черском, а ребята как-то мгновенно растеклись по тундре. Как шарики ртути по полу! Знаешь, когда разбивается градусник…
— Кстати, проявили ту пленку, где снят Жмакин, ворующий золото?
— Проявили, — махнул рукой Ксаныч. — Не в фокусе оказался бандит. Ленька торопился и не отрегулировал…
— Жаль, — сказал я. — Собственно, теперь это неважно. Зря, оказывается, Жмакин и Бекоев охотились за пленкой. Кстати, Жмакин-то понятно почему охотился, а вот Бекоев… Какой у него был расчет?
— На суде выяснили это. Бекоев признался, что не в его интересах было разоблачение Жмакина: тогда тот сразу бы выдал его. Он хотел, чтобы Жмакин бежал куда-нибудь подальше, а для этого нужно было завладеть пленкой и припугнуть дружка. Ну, а Жмакин тоже не дурак, дал ему план острова, где клад был обозначен на сто метров дальше его настоящего места. Без магнитометра Бекоев рылся бы на острове сто лет. А нам магнитометр точно указал клад.
— Пауки, — сказал я.
— Точно.
— А почему Жмакин не прихватил с собой самородок еще тогда, когда похитил его и бежал на материк? И зачем зарыл здесь, на острове? И зачем ему нужны были документы Пухова?
— Жмакин, как выяснилось, очень боялся своих дружков, боялся, что они убьют его и завладеют золотом. И действительно, пока он выбирался с Чукотки, бандиты не раз осторожно проверяли его и его вещи. Он решил вернуться попозже, когда все дружки его рассеются по белу свету. А смог вернуться лишь через двадцать пять лет. Но один, самый терпеливый, остался и дождался его. Правда, Бекоев не сидел все эти годы без дела — не раз пытался организовать хищение золота, но это ему не удавалось, его контролировали. А карты Пухова… Все объясняется очень просто. Там были обозначены несколько выходов жил на поверхность. Зная точно место, можно взять на выходе несколько килограммов, а то и десятков килограммов золота. Так что Жмакин не терял надежды подобраться и к этим сокровищам. Не вышло.