Загадка Таля. Второе я Петросяна
Шрифт:
Тут было над чем призадуматься. Тем более что к этому изъяну психологического свойства прибавились и связанные с ними тактические неудачи. Петросяна вовсе не обрадовал лестный отзыв о его игре, высказанный главным судьей Эйве после окончания первой половины турнира: «Сильное впечатление на зрителей и на меня лично произвел Петросян. Благодаря превосходному позиционному чутью он отлично использует минимальное преимущество… Если Петросян начнет немного комбинировать, с ним невозможно будет играть в шахматы».
Стало быть, Эйве отказывает ему в тактическом мастерстве, ему, который всегда считал себя пусть затаенным, но превосходным тактиком?
Так
От ответа — на этот вопрос зависело многое в дальнейшей судьбе Петросяна. Он дал этот ответ через год, в XXIV чемпионате СССР, который начал собой новую полосу в шахматной жизни будущего чемпиона мира.
ПРОСПЕКТ
РУСТАВЕЛИ
Петросян никогда не любил менять взятый им курс, но если уж он принимал какое-то решение, то упрямо доводил его до конца. То обстоятельство, что во втором круге амстердамского турнира претендентов он отказался от эксперимента и вернулся к привычной «безопасной» манере, огорчило его, но не обескуражило. Он вовсе не считал, что ему нужно менять стиль (в такую возможность он вообще не верил), он считал, что ему надо вернуться, вернуться «к себе».
Конечно, он «возвращался» в ином качестве — не просто гроссмейстером, но уже опытным гроссмейстером, два раза прошедшим горнило межзональных и претендентских турниров и пять раз — чемпионатов страны. Вопреки мнению авторитетов, Петросян по-прежнему считал родной стихию тактической борьбы и горел желанием продолжить эксперимент.
Тем более что нашлись и такие знатоки, правда немногочисленные, которые поверили в его тактическое дарование! По поводу партии Филип — Петросян из амстердамского турнира немецкий шахматный журнал опубликовал знаменательное признание: «Его стиль?.. Он законченный романтик, определяющими силами творчества которого являются фантазия и чувство… Его партии дышат полнотой и силой. Их прочную основу создает утонченное знание дебютов. Но смыслом и целью остается все-таки глубокий, как море, таинственный, „приключенческий“ миттельшпиль».
Ему не пришлось долго ждать: в январе 1957 года в Москве состоялся XXIV чемпионат страны. Финалы чемпионатов СССР — это всегда непримиримое соперничество индивидуальностей, всегда кипение страстей. Нужно было быть шахматистом такой потенциальной силы, как Петросян, чтобы спокойно пройти сквозь ряды сражающихся не замарав камзола, как это удалось ему в XXI и XXII финалах, где он не проиграл ни одной из тридцати восьми партий. Но, как вы уже знаете, ему не простили холодной расчетливости, хотя в обоих турнирах он занял высокие места. Не простили еще и потому, что чемпионат — это состязание особого рода, где гроссмейстеру отказывают в праве уклоняться от суровой борьбы.
Но даже среди чемпионатов XXIV финал выделялся своей спортивной остротой, творческой принципиальностью, каким-то особенно непримиримым характером. Объяснялось это не только великолепным ансамблем участников — вот они (в порядке занятых мест): Таль, Бронштейн, Керес, Спасский — Толуш, Холмов, Корчной — Петросян, Болеславский, Аронин — Тайманов, Фурман, Банник — Кламан — Нежметдинов, Антошин, Столяр, Микенас, Аронсон — Гургенидзе — Тарасов — Хасин. Объяснялось это в первую очередь тем, что именно в этом турнире во весь голос заговорил талант юного Таля и что это соревнование было лебединой песней гроссмейстера Толуша.
Была и еще одна причина, хотя, правда, и не такая важная, но все же замеченная многими, — игра Петросяна. Он не мог выбрать более удачного турнира для продолжения эксперимента. Даже если бы он вознамерился играть в осторожной манере, ему трудно было бы, наверное, удержаться в стороне от той гонки, которую затеяли Таль, Толуш, Бронштейн, Керес, Спасский, Холмов, Корчной.
В первых четырех турах Таль набрал четыре очка. В шестом туре его нагнал Толуш, в седьмом они шли рядом, в восьмом Толуша заменил Спасский, в девятом-одиннадцатом гонку опять возглавлял Толуш, в двенадцатом лидерство захватили Петросян и Корчной (с прекрасным результатом — по восемь очков!). В тринадцатом Толуш делил пальму первенства с Холмовым, после очередного тура лидером стал Керес, в шестнадцатом его опередили Таль и Бронштейн, в семнадцатом их настиг Толуш, в следующем туре Таль и Бронштейн снова оторвались от остальных, после девятнадцатого тура лидировал один Таль, после двадцатого впереди шли трое — Таль, Бронштейн и Толуш, и, наконец, победа в последнем туре над Толушем позволила двадцатилетнему Талю стать чемпионом СССР!
Не без удивления наблюдал спокойный Петросян за лихорадочной погоней, участники которой в азарте совершенно пренебрегали осторожностью. Толуш, например, из двадцати одной партии лишь шесть закончил вничью! А ведь Толушу шел тогда сорок седьмой год.
Но если даже считать, что отвага — привилегия юных, то и Таль все равно поражал своим презрением к опасности, всегдашней готовностью принести что-либо в жертву ради захвата инициативы, что в конечном итоге давало ему обычно опаснейшую атаку. Удивительным было и то, что в партиях с первыми десятью Таль набрал семь очков — столько же, сколько с остальными одиннадцатью. Он отказался от надежной, много раз испытанной тактики — «бей слабых и делай ничьи с сильными» и избрал совсем другую — бил своих главных конкурентов. Таль выиграл в этом турнире у пяти гроссмейстеров: Бронштейна, Кереса, Толуша, Петросяна и Тайманова. Неплохая, право, коллекция!
В атмосфере всеобщего творческого возбуждения Петросяну было сравнительно нетрудно осуществлять задуманное. Сами о том не ведая, его коллеги помогали ему «менять кожу». Презрев доводы «проклятого благоразумия», Петросян почувствовал внутреннюю свободу и играл так же легко, как в XIX чемпионате. Он сам — сам! — затевал сложную, запутанную борьбу, причем иногда осложнения шли ему на пользу, иногда нет, но всякий раз он испытывал от такой игры удовлетворение. Его эффектно разгромил Банник, а во встрече с Холмовым Петросян в цейтноте получил даже мат, но это его не смущало: он не собирал очки, не занимался унылым скопидомством — он с наслаждением играл в шахматы, играл, боролся, страдал и побеждал.
И случилось чудо! Он, который чуть ли не после каждого соревнования выслушивал горькие упреки, он, имя которого едва не стало синонимом шахматной осторожности, рассудочности, трезвого расчета, вдруг заслужил лестные комплименты. И не классом своей игры — класс его никогда не ставился под сомнение, — а тем, что был на этот раз в числе зачинщиков. Даже на фоне бурных событий, которыми был так насыщен XXIV чемпионат, его игра производила впечатление свежести, новизны.
Многие комментаторы отметили перемены в творческом настроении Петросяна. Но, пожалуй, самое приятное для Петросяна признание сделал в своем интервью победитель и главный забияка чемпионата Таль: