Загадка XIV века

Такман Барбара

Конфликт усугублялся важной ролью Гиени в экономике Англии. Гиень с ее плодородными землями, судоходными реками, длинной морской береговой линией и крупным портом Бордо, являлась главным районом в мире по производству вина. Англичане импортировали из Гиени вино и сельскохозяйственные продукты и экспортировали ткани и шерсть, получая при этом немалый доход от экспортных и импортных пошлин. Кроме того, оживленная торговля между Гиенью и Фландрией также приносила англичанам приличную выручку. Такое положение Францию не устраивало, и французские короли пытались военным или мирным путем восстановить свое господство над Аквитанией.

Эдуарду III было пятнадцать лет, когда он взошел на трон в 1327 году, двадцать пять лет — когда он начал воевать с Францией, и тридцать

четыре года — когда в 1346 году он предпринял вторую попытку взять верх над противником. Эдуард III был статным, хорошо сложенным человеком с золотистыми, до плеч волосами, дополнявшимися усами и бородой, а по характеру доброжелательным и прямым, но в то же время тщеславным и своенравным, да и ничто человеческое ему было не чуждо. Выросший во враждебной среде людей, убивших его отца, и ставший свидетелем казни любовника своей матери Мортимера, пытавшегося захватить в стране власть, Эдуард III все же взошел на трон, не побитый превратностями судьбы. Практическую политику он понимал, но как править страной и смотреть в будущее, толком не знал. Стратегическим мышлением Эдуард III не обладал, но вполне имел качества, присущие правителю его времени: он любил охоту, рыцарские турниры, экстравагантные развлечения и мечтал о полководческой славе. О нем говорили, что он полон «детского простодушия» и «юношеского задора».

Когда Эдуард III назвал себя законным королем Франции и предъявил права на французский престол, считал ли он всерьез, что добьется цели, сказать затруднительно, но сама правомерность его намерений послужила (в понимании англичан) обоснованной и справедливой причиной начать войну с Францией. Справедливость войны служила залогом того, что Бог примет сторону тех, кто берется за правое дело. Справедливая война должна была стать одним из политических курсов, провозглашенных монархом, и иметь благую обоснованную причину выступить против несправедливых и даже преступных действий противника. Как еще в XIII веке заметил Фома Аквинский, справедливая война должна преследовать справедливые цели, но как и в чем они заключаются, мыслитель не уточнил. Однако он развил свою мысль в другом направлении: справедливой войне даже больше, чем помощь Бога, должно предоставляться «право извлечения прибыли» (право на грабеж, иными словами), ибо противник, ведя «неправедную войну», не имеет никаких прав на собственность, а прибыль в виде военной добычи — надлежащая награда за риск.

Эдуард III рассчитывал привлечь на свою сторону французских сеньоров, находившихся в вассальной зависимости от французского короля. Если он, а отнюдь не Филипп VI был законным королем Франции, сеньоры могли нарушить присягу, данную французскому королю, и перейти на сторону Эдуарда. В XIV веке вассальные отношения складывались между людьми, а не между человеком и государством, и владелец герцогства или графства обладал почти автономной властью, что позволяло, к примеру, проанглийски настроенным властителям Нормандии и Бретани поддерживать притязания Эдуарда на французский престол и, в частности, не препятствовать высадке его войск на своей территории. Береговая линия Нормандии и Бретани служила англичанам для высадки войск в течение примерно сорока лет, а Кале, захваченный после сражения при Креси, служил той же цели и в XV веке.

В Бретани не затихала борьба между двумя претендентами на власть в герцогстве, а также между двумя непримиримыми партиями, одна из которых держала сторону Франции, а другая поддерживала английского короля, и Франция вечно подвергалась опасности вторжения англичан. Побережье Бретани было открыто для английских судов, английские гарнизоны стояли на бретонской земле, а бретонская знать открыто поддерживала Англию. Бретань являлась французской Шотландией, взрывоопасным районом, настроенным против центральной власти, и как шотландцы искали союза с Францией, так и бретонцы пытались использовать англичан в борьбе с французской короной.

В Бретани после смерти последнего герцога в 1341 году преемниками считались его единоутробный брат Жан де Монфор и племянница Жанна де Пантьевр. Монфор поддерживал англичан, а Жанна уступила права на власть в герцогстве своему мужу Карлу де Блуа, племяннику Филиппа VI, стоявшему на стороне французского короля.

Карл вел

аскетический образ жизни, отличался предельной религиозностью и познавал веру смирением плоти. Подобно Томасу Бекету, он носил нестираную одежду, кишевшую вшами, в обувь клал камешки, а спал на соломе рядом с кроватью жены. После его смерти обнаружили, что под доспехами он носил власяницу, превратившую его тело в сплошную рану. Хотя Карл и вел благочестивую жизнь, он обвинял себя в порочности, гордыне и страстности и даже в плотских грехах. Полный раскаяния, он усыновил внебрачного сына Жана, дав ему свое имя. Карл жалел бедных людей и уменьшал налоги. Простые люди считали его святым, и когда однажды зимой он отправился босиком к бретонской святыне, дорогу туда устлали соломой и одеялами, но он изменил маршрут и сбил себе ноги в кровь, в результате чего долго не мог ходить.

Однако благочестие Карла не мешало ему проявлять жестокость в борьбе за власть в герцогстве. Когда он осаждал Нант, то, воспользовавшись метательными машинами, запустил в город головы тридцати захваченных в плен сторонников де Монфора. Взяв Кемпер после упорного сопротивления неприятеля, он предал смерти две тысячи защитников города, не пощадив даже женщин. Согласно военной практике того времени, осажденные могли сдаться на оговоренных условиях, но если они дрались до конца, то не могли рассчитывать на пощаду, и, видимо, Карл, отдавая жестокий приказ, не чувствовал угрызений совести. Перед штурмом Кемпера Карла предупредили, что ожидается наводнение и со штурмом лучше повременить, но он отказался изменить принятое решение, заявив: «Разве не Бог повелевает стихией?» Когда городом овладели до наводнения, задержку бедствия сочли за чудо, обязанное обращением Карла к Богу.

Когда Карл взял в плен Жана де Монфора и отправил в Париж как пленника Филиппа VI, жена де Монфора во всеуслышание заявила, что ее муж воспринял выпавший на его долю удел «как несгибаемый человек с сердцем льва». После пленения де Монфора во главе его партии встала его жена. Графиня объезжала город за городом, поднимала дух сторонников и призывала их присягнуть на верность своему трехлетнему сыну. «Не горюйте о своем господине, которого вы потеряли. Он всего-навсего человек», — говорила она, добавляя, что у нее достаточно средств, чтобы продолжить борьбу. Графиня увеличила численность гарнизонов в подвластных ей городах, снабжала их продовольствием, председательствовала на военных советах, занималась дипломатическими сношениями и вела переписку с нужными людьми, отличавшуюся не только дельными мыслями, но и изяществом слога.

Когда Карл де Блуа осаждал Энбон, графиня де Монфор возглавила защитников города. Верхом на коне и в полном вооружении она разъезжала по улицам, воодушевляла солдат и приглядывала за женщинами, которым повелела укоротить юбки и таскать камни и горшки с кипящей смолой к крепостным стенам города. Наконец, выбрав время, она возглавила отряд рыцарей, прошла вместе с ними по известному только ей потайному ходу и, оказавшись в тылу неприятеля, уничтожила большую часть его войска; Карлу де Блуа пришлось отступить. Графиня де Монфор продолжила борьбу за власть в герцогстве и после смерти своего мужа, которому, переодевшись, удалось бежать из тюрьмы, чтобы уйти в мир иной, едва добравшись до дома.

Когда в 1346 году Карл де Блуа попал в плен и в итоге оказался в английской тюрьме, во главе его партии встала его жена Жанна де Пантьевр, не менее решительная особа, чем жена де Монфора. Война за власть в Бретани продолжилась с новой силой. Однако, видно, превратности жизни, лишения, взятый на себя тяжкий труд и утраченные иллюзии привели графиню де Монфор к помешательству, и ее заключили в замок Тикхилл, где она провела тридцать лет.

Карл де Блуа, проведя в тюрьме девять лет, в конце концов откупился, заплатив за свою свободу, по разным данным, тридцать пять, сорок или семьдесят тысяч экю. Он был готов пойти на уступки и вступить в переговоры с противником, но его воинственная жена не собиралась отказываться от власти. Карл де Блуа продолжил борьбу и в итоге пал на поле сражения. Его причислили к лику святых, но затем папа Григорий XI отменил это решение по просьбе младшего де Монфора, уверявшего, что, если бретонцам навяжут мысль, будто он победил святого, его сочтут узурпатором.