Загадка XIV века
Шрифт:
Первой целью был Байе — «красивый и сильный город» на полуострове Котантен, там можно было ожидать высадки англичан. Город находился в десяти милях от места, гораздо позднее получившего известность как Омаха-бич. Де Куси и Ривьер привели войско под крепостные стены, предъявили молодого наследника Наваррского как законного правителя и предупредили горожан — «весьма внушительно», — что если город будет взят штурмом, «все вы будете зарезаны, а на вашем месте поселятся другие». В каждом таком случае у капитана наваррского гарнизона возникала проблема: его могли обвинить в предательстве, если он уступит без боя, однако горожанам не было резона сопротивляться. И поскольку в случае победы осаждающей стороны капитанов обычно запирали в цитадели, они предпочитали
На гарнизон Байе уговоры епископа и сыновья Карла Наваррского во вражеском войске произвели сильное впечатление, поэтому горожане попросили три дня перемирия для обсуждения условий. Такие переговоры всегда были непростым делом: документ требовалось оформить письменно, подписать, заверить печатью и отдать по экземпляру каждой стороне. Когда с этим было покончено, де Куси и Ривьер вошли в город и завладели им от имени короля Франции. Заменив магистратов собственными назначенцами и во избежание бунта оставив в городе гарнизон, они двинулись по полуострову к следующей крепости. Города и замки, осаждаемые «оружием и словом», брались без большой потери времени, хотя и с применением суровых осадных мер — под стены подкладывали заряды, сходились в боях, с обеих сторон были убитые и раненые. Чтобы не тратить время попусту, де Куси и Ривьер предлагали выгодные условия и разрешали убежденным сторонникам Наваррского уйти, если они того хотели. Тесно сотрудничая с Ривьером, де Куси продемонстрировал холодный политический расчет — черту, которая была свойственна и французскому королю; к тому же Ангерран зарекомендовал себя человеком действия.
Самого Наваррского в Нормандии не было, когда на эту территорию напал король Кастилии. Поскольку ветры дули в противоположном направлении, туда смогли пробиться лишь несколько кораблей его английских союзников. Одной группе удалось захватить Шербур, однако французы осадили город и заперли в нем противника. Наваррским капитанам повсеместно приходилось делать тяжелый выбор: в случае сопротивления помощи ждать было не от кого, а в случае сдачи территории король Наварры потерял бы Нормандию. Эвре, главный город его нормандских владений, защищал самый сильный гарнизон, и верное Наваррскому население отчаянно сопротивлялось де Куси и Ривьеру. Каждый день они начинали штурм и так плотно окружили город, что в конце концов Эвре вынужден был капитулировать. Падение Эвре восхитило французского короля, и он приехал в Руан приветствовать победителей, ведь они «столь быстро отличились». Только Шербур выдерживал длительные осады, поскольку англичане снабжали его с моря. В разное время осадой города руководили Дюгеклен и де Куси.
С этим единственным исключением к концу 1378 года Карл Наваррский потерял в Нормандии все свои владения. Крепостные стены и укрепления были снесены, чтобы «никогда более не попасть в руки врагов Франции». Сеньория Монпелье, последнее владение Карла Наваррского на юге Франции, была захвачена герцогом Анжуйским. После тридцатилетнего маниакального плетения интриг Карл Наваррский, сломленный и всеми покинутый, доживал последние десять лет в своем горном королевстве, слишком тесном для его души. Все равно что Сатана, запертый в загоне для овец.
Знаменитые рыцари, ставшие впоследствии компаньонами де Куси, приняли участие в эпизодах нормандской кампании. Среди них можно отметить брата покойной королевы — добродушного, пусть и невзрачного, герцога Людовика де Бурбона, энергичного нового адмирала Жана де Вьена и, самое главное, — одноглазого Оливье де Клиссона, это он при осаде Эвре привел на помощь де Куси бретонцев. То ли в это, то ли в какое-то другое время эти два совершенно непохожих друг на друга персонажа сдружились, как только могут сдружиться братья по оружию, когда оба оказывают друг другу взаимную поддержку и делят доходы пополам.
Де Клиссон происходил из беспокойного бретонского семейства. Его отец, обвиненный в связях с Эдуардом III, был обезглавлен Филиппом VI. Король арестовал его посреди турнира, заточил в тюрьму и нагим провел без суда к месту казни. По слухам, жена жертвы отвезла отрубленную голову мужа из Парижа в Бретань, положила перед своим семилетним сыном и заставила того поклясться в ненависти к Франции. Затем на лодке, в штормовую погоду, изнуренные голодом, они уплыли в Англию, где Эдуард всеми силами старался завоевать лояльность бретонцев и осыпал благодеяниями вдову и сына де Клиссона.
Оливье воспитывался при английском дворе вместе с юным герцогом Жаном де Монфором; герцог ревновал его и ненавидел, Оливье отвечал ему тем же. Жан отличался высокомерными аристократическими манерами, поскольку у него было раздутое представление о собственной персоне. Клиссона одно время называли «грубияном» за плебейский язык. Оливье помнил о данной клятве и с невероятной яростью сражался против французов при Реймсе, Оре, Кошереле и в Испании при Нахере. Он размахивал двуручным мечом с такой силой, что, как говорят, «никто из тех, кто получал эти удары, более не поднимался», хотя однажды сам не смог увернуться от вражеского топора, пробившего ему шлем, и в результате потерял глаз. В ходе войны в Бретани Монфор разозлил Клиссона тем, что выделял сэра Джона Чандоса, и, когда герцог наградил Чандоса — отдал ему город и замок, — Клиссон обвинил Монфора, оскорбил его и снес предназначенный для Чандоса замок, а из развалин построил себе новый дом.
Карл V вернул де Клиссону земли, конфискованные у отца, осыпал подарками и даже посылал ему, «как другу», оленье мясо. Причина то ли в материальных «аргументах», то ли в высокомерии англичан по отношению к французам, только в 1369 году Оливье снова стал французом и обратил свою ярость на бывших сторонников. Ярость эта достигла предела, когда он узнал, что его оруженосец, раненный и захваченный в плен, убит, поскольку англичане обнаружили, что он служит де Клиссону. Оливье торжественно поклялся, что во имя Богоматери не пощадит ни одного англичанина… На следующий день, в отсутствие осадных машин, он атаковал английскую крепость с таким пылом и, взяв ее, устроил такую бойню, что у противника в живых осталось не более пятнадцати защитников. Заперев их в башне, Оливье приказал выпускать пленников по одному, и едва человек выходил из двери, срубал ему голову одним ударом топора; к ногам его скатилось пятнадцать голов. Так Оливье отомстил за гибель своего оруженосца.
Хладнокровный де Куси и свирепый бретонец, должно быть, удачно дополняли друг друга, ибо два этих властных барона, согласно биографу де Клиссона, «представляли собой прекрасную гармонию». В это время де Куси только что потерял своего соратника по швейцарской кампании — Овейна Уэльского. Пока де Куси был в Нормандии, Овейн руководил осадой Мортани в устье Жиронды. Ранним красивым утром, он, как и всегда, в рубашке и плаще, уселся на пень и стал смотреть на замок и окрестности, пока валлийский оруженосец Джеймс Лэм расчесывал ему волосы. Этот человек недавно был взят к нему на службу и, назвавшись соотечественником, приносил хозяину новости о родной стране, говорил, «что весь Уэльс будет рад видеть Овейна своим правителем». Встав позади хозяина, прежде чем все вышли из дома, Джеймс Лэм вонзил в тело Овейна испанский кинжал: «клинок вошел чисто, и Овейн упал замертво».
Убийцу наверняка подослали англичане, возможно, чтобы лишить непокорных валлийцев, с которыми они воевали, их вождя — или, как думали современники, отомстить за смерть в тюрьме капталя де Буша, взятого в плен Овейном. Если даже и так, все равно они нанесли бесчестный удар по безоружному человеку, с чем согласился английский капитан в осажденной Мортани, когда Лэм рассказал ему о своем поступке. «Он покачал головой и сказал: „А, это ты убил его… Этого поступка мы будем стыдиться, тут нечем хвастаться“». Карл V, хотя и сильно рассердился, не слишком горевал о гибели Овейна, разбойника, виновного во многих неблаговидных делах. Его убийство отразило новый вид вражды, рожденной войной. Подкупленные убийства в рыцарской среде стали новинкой XIV века.