Шрифт:
ЧЕРЕП, ЯД И ТРУП ПОД ДВЕРЬЮ
Этот злосчастный январский вечер ничем не отличался от остальных. Мы с мужем мирно си¬дели в своей квартире на шестнадцатом этаже панельного дома и занимались каждый своим делом. Муж смотрел телевизор, я раскладывала пасьянс. Диссонанс в эту идиллию вносило только странное поведение моей любимой домашней кошки Мисюсь. Около десяти часов она начала царапаться во входную дверь, скулить и вообще вела себя как собака, которой приспичило.
Пару раз я подходила к двери, прислушивалась, выглядывала в глазок, но ничего, подозрительного не обнаружила. Да и проверяла больше для того, чтобы указать кошке на неадекватность поведения.
Наконец мое терпение лопнуло:
— Ну вот что, киса, — заявила я своей любимице, — сейчас мы пойдем и посмотрим, что ты там нанюхала, и если это — очередной бродячий кот, то я тебя для начала выдеру, а потом дам таблетку «антисекса». Ты меня достала, боевая подруга.
Я взяла Мисюсь на руки и приоткрыла входную дверь. Прямо перед дверью в неестественной позе лежал человек. А вокруг головы у него расплывалось густо-красное пятно.
Мне удалось сделать одновременно четыре дела: захлопнуть дверь, уронить кошку на пол, наступить ей на хвост и издать полузадушенный вопль. Последний, правда, был перекрыт мощным протестом Мисюсь, которая до смешного бережно относится к своему хвосту. После этого я бросилась в комнату, где мой супруг вполглаза смотрел какой-то гангстерский сериал.
— У нас на площадке, кажется, лежит труп, — прошептала я.
— Кажется — лежит, или кажется — труп? — невозмутимо потребовал уточнений мой драгоценный. — И вообще ты, по-моему, сегодня ничего уже писать не собиралась.
— Вызови милицию! — наконец вернулся ко мне голос. — За нашей дверью какой-то мужик в крови плавает.
Кажется, супруг понял, что это — не плод моего буйного воображения, незаменимого, кстати, при написании детективов, чем я, собственно, и занимаюсь. Во всяком случае, он встал с кресла и пошел лично убедиться в том, что труп действительно есть. Мисюсь, естественно, увязалась за ним. Тридцать секунд спустя раздался звук резко захлопнувшейся двери и… истошный кошачий мяв. Определенно, киска сегодня останется бесхвостой.
Супруг набрал «02». Я насчитала всего-навсего десять гудков, когда там наконец-то сняли труб¬ку. Правда, потом дело пошло веселее. Минут через двадцать мы услышали характерный шум лифта, остановившегося на нашем этаже, и бросились встречать милиционеров.
Их оказалось трое, все с автоматами, а один еще и с рацией. И приехали грамотно: на пассажирском лифте и на грузовом. В основном, потому, что один из милиционеров в пассажирский лифт просто не поместился бы, даже без автомата. А еще говорят, что дядю Степу Михалков придумал.
— Где труп? — деловито спросил «дядя Степа». Я посмотрела под ноги. Трупа не было. Во¬обще никого и ничего на лестничной площадке не лежало, не валялось, не сидело и не стояло. Прав¬да, густо-красное пятно оставалось на прежнем месте, и его — о ужас! — увлеченно лизала моя драгоценная киска. Только кошки-людоедки мне и не хватало!
— Брысь отсюда, зар-р-раза! — закипела я. — Труп, то есть тело, то есть ОНО лежало вот тут. И кровь вокруг головы.
— Я видел, — поддержал меня супруг. — Сразу пошел звонить вам, ничего не трогали. Мне показалось, мужик это был.
Один из милиционеров отошел в сторону и начал какие-то переговоры по рации. Взгляды, которые он при этом бросал в нашу сторону, были не слишком дружелюбными, отчего у меня противно засосало под ложечкой. Сейчас решат, что был ложный вызов, и отношения с родным отделением милиции станут напряженными. Они и так далеки от идеала, правда, не по нашей вине.
По другую сторону от лифта в точно такой же квартире, как наша, проживает местная достопримечательность — Алевтина. Бабе около шести¬десяти, но отчества ее никто не знает. Знаменита она не только тем, что никогда не бывает трезвой, но и тем, что одевается всегда по последней моде. Если учесть, что синяки у нее с физиономии практически не сходят, появляясь на самых разных местах, то эффект получается дивный. Летом, например, она какое-то время ходила так: половина лица сине-черно-зеленая, половина — персикового цвета с румянами в тон и золотыми тенями на веке. Все это дополнялось полупрозрачным черным брючным костюмом и золотой цепочкой — на щиколотке. Я целую неделю приставала к мужу, чтобы он купил мне такую же.
— Обязательно куплю, — в конце концов взорвался мой обычно флегматичный супруг. — Как начнешь чертей ловить, вроде Алевтины, я тебе не только цепочку на ногу, я тебе еще и ошейник с намордником подарю.
Такая щедрость сразила меня наповал, и вопрос о цепочке с повестки дня был снят.
Так вот эта самая Алевтина милицию вызывала как минимум раз в неделю. То под ее дверь кто-то подкладывал взрывчатку, то пытались из¬насиловать прямо в подъезде, то, воспользовавшись недолгой отлучкой хозяйки в магазин, сменили замок на входной двери, и она не могла попасть в собственную квартиру. В последнем случае выяснилось, что дверь она пыталась отпереть ключом от почтового ящика. Все остальное было примерно в такой же степени достоверно, так что наша лестничная площадка у милиции уже сидела в печенках. А мы с мужем давно реагировали на соседкины выходки веселым стишком:
В потолке открылся люк:
Ты не бойся, это — глюк.
В тот самый момент, когда я тоскливо размышляла о будущих взаимоотношениях с милицией, на лестничной площадке — легка на помине! — появилась сама Алевтина и с ходу включилась в расследование. На сей раз она была одета с изысканной простотой: закутана в махровое полотенце, бывшее когда-то белым. Новым синя¬ком она еще не обзавелась, зато забыла вставить челюсти, что было не менее эффектно. Самый молодой милиционер даже покачнулся.
— Я слышала, как тут стреляли! — заявила Алевтина. — Два выстрела было. Пистолет с глушителем, стреляли от лифта, а тот, который упал, он хотел пустую квартиру вскрыть.
— С чего вы это взяли? — поинтересовался старший по наряду.
— Да он минут десять около двери вертелся.
— Вы все это из своей квартиры видели?
— Естественно.
Тон был настолько твердый, что усомниться было бы невозможно, если бы… если бы не одна маленькая деталь: из квартиры Алевтины, то есть из глазка на двери, абсолютно невозможно раз¬глядеть то, что делается в противоположном отсеке. Очередной глюк.
— Но если тот, кого вы видели, упал, то куда же он потом делся?
— Уполз по лестнице, — мгновенно ответила Алевтина.
— Писаренко, проверь, — приказал старший, и молоденький милиционер припустил вниз прежде, чем мы с мужем успели вмешаться.
Дело в том, что архитектура нашего дома — это отдельная сказка. Строился он когда-то для элитных жильцов, в трех стеклянных подъездах-холлах были посты для вахтеров и фикусы в кадках. Помимо двух лифтов имелись еще и две лестницы, каждая — с отдельным выходом на этажах. Забыли только пустяк: сделать выходы с этих лестниц в холл первого этажа: там осталась монолитная бетонная стена. Обнаружила это комиссия по приемке дома. Был грандиозный скандал, наскоро прорубили выход на волю с одной из лестниц, а второй поклялись сделать чуть позже. И вот уже тридцать лет одна из лестниц ведет никуда, точнее, упирается в тупик. Та самая, которую избрал милиционер.