Загадки топонимики
Шрифт:
Получается, что за именем Хвощинка не было надобности ездить в тундру: хвощей и на Нижней Волге сколько угодно.
Но теперь начинается другое. Слово «хвощинка» на первый слух воспринимается как «ольшинка», «вересинка», «лозинка» — одиночный побег небольшого растения. Но можно ли уверенно полагать, что деревня так и была названа по какому-то одному побегу хвоща? Что-то сомнительно: можно представить себе место, характеризуемое огромным единственным дубом, колоссальной липой, но никак не единой травинкой, крошечным хвощом. Хвощи, Хвощовка, Хвощеватка — куда ни шло: тогда их множество. Хвощинка — маловерятно…
Слово это построено
Смотрим на карту Волгоградской области. ОЛЬХ-ОВ-КА… СОСН-ОВ-КА… ЛИП-ОВ-КА… Ни Ольшинки, ни Соснинки, ни Липинки нет, хотя в народных говорах такие уменьшительные формы для названий маленьких деревцев вполне возможны. Что же, Хвощ-ин-ка — единственное исключение?
Но вот напечатано точно: МАЛАЯ ДОБР-ИН-КА… КАПК-ИН-КА… САВ-ИН-КА… Все три — названия поселков. Про последнее можно сразу сказать: оно — от имени Савва. Как Петровка — место, обязанное именем Петру, так Савинка — Савве.
Я не производил расследования: может быть, и Капкинка — производное от женского имени Капка, Капитолина? Но тогда приходится допустить, что и имена Добринка, Хвощинка вовсе не простенькие уменьшительные формы к «добро» и «хвощ», а могут представлять собою какие-то совершенно иного характера специально топонимические словесные образования. Может быть, они произошли от человеческих прозвищ. Вы спросите: ну, а что же тогда означает слово «хвощинка»? Не знаю пока что, но уверен, что не «единичный маленький стебель хвоща». Что-то другое.
Теперь следующий вопрос. Флуг связывает название села Еловатка с именем дерева ель. Он допускает, что «во времена первопоселенцев этих южных земель» (очевидно, в виду имеются русские поселенцы) «ели, наверное, тоже попадались среди дубовых лесов междуречья» и что, видимо, имя села означает: «богатое ельниками место».
Здесь допущены две неосторожности. Во-первых, очень сомнительно, чтобы ель могла расти в низовьях Волги в дни, когда ими овладели русские. Если это и было когда-то, то, вероятно, в первые тысячелетия по окончании ледникового периода. Уже ко временам «Слова о полку Игореве» здесь простирались открытые степи, климат был близок к нынешнему, а ведь ель в таких условиях не опускается к югу ниже северной границы чернозема.
Конечно, она могла попадаться в отдельных возвышенных и изолированных урочищах как реликтовое растение; попадается, может быть, и сейчас. Но крайне трудно представить себе междуречные дубравы даже пятьсот лет назад пересыпанными действительной северянкой елью.
А есть ли надобность так насиловать свое воображение? Я пристально вглядываюсь в карту и не нахожу на ней ни одной Еловатки. Вот ИЛОВАТКИ тут имеются. И селения с таким именем и даже речка, которую зовут то ИЛОВАТКА, то ИЛОВЛЯ… Но ведь «иловатый» вовсе не то, что «еловатый». Речь идет о реках с илистым дном. И приходится счесть, что тут мы встретились с какой-то ошибкой: либо — произношения — у местных жителей, либо слуха — у того, к кому они обращались, кто их слушал.
А впрочем, можно предположить и другое. Во многих диалектах растение ольха именуется «елха». Если речка на самом деле Еловатка, а не Иловатка, то вполне возможно, что слово это когда-то звучало как ЕЛХОВАТКА — «ольховая река».
Видите, и опять-таки ель не понадобилась…
Что же до вяза, от которого, вполне вероятно, унаследовала свое
Этого мало: существует растение вязовина — один из видов бузины; кое-где вязовицей зовут ежевику, ягоду, распространенную по всей стране. Надо еще разобраться, какое из растений могло сыграть тут роль эпонима — «крестного отца» речки?
И этого тоже мало. В нашей стране много Вязовок, и речек и селений. И вовсе не исключено, что некоторые из них названы вовсе не по растениям, а по вязким, болотистым берегам. Не от слова «вяз», а от слова «вязь», «вязель» — топкое место.
Флуг — знающий геолог и зоркий наблюдатель. Он хорошо отметил присутствие в Волгоградской области различных реликтовых, оставшихся от далекого прошлого животных и растительных форм. Но затем ему захотелось перекинуть прочный и прямой мост между флорой и фауной прошлого и топонимикой.
А вот это надо всегда делать со множеством оглядок и оговорок, с величайшей осторожностью. Больше всего надо опасаться простоты и очевидности: они чаще всего подводят.
Рассуждения неопытных топонимистов-любителей обычно таковы.
Человек живет в окружении растений и животных. Среди топонимов, которые известны каждому из нас, всегда найдется несколько очень близких по звучанию к именам и зверей и растений. Следовательно, эти имена — слова, означающие разные виды зверей, и деревьев, и трав, могут образовывать названия мест. Значит, найдя такое название, похожее на слово, означающее зверя, насекомое, куст, породу травы, мы можем с полным правом считать, что они состоят друг с другом в тесной родственной связи.
На первый взгляд логика неотразимая. По существу же все построено на «заговаривании зубов». Потому что в простом и как будто неразрывном мосту недостает многих звеньев.
Первое.
Над Москвой поднимаются ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ, когда-то почти пустопорожнее пригородное урочище, теперь — часть самой столицы.
Применяя только что приведенные силлогизмы, проще простого получаем вывод: слово «воробьевы» означает «принадлежащие воробью». Воробей — всем хорошо знакомая птичка-надомница. Следовательно, топоним Воробьевы горы, безусловно, связан с наличием на этих прибрежных лесистых возвышенностях множества воробьев. Приоткрывается картина подмосковной природы в довольно далеком прошлом. И что особенно радостно, мы узнаем о таких живых существах, о которых никто никогда не стал бы делать записи в летописях, рассказывать в грамотах: кому интересны воробьи?