Загадочная пленница Карибов
Шрифт:
— Пять лет назад случилось это, во время атаки при Номбре-де-Диос, когда проклятые доны всадили мне пулю в ногу. Эта дрянь до сих пор торчит там. Можете ее вынуть?
Витус опустился перед Дрейком на колени и осмотрел волосатую мужскую ногу. Рану, без сомнения, в свое время неправильно обработали, а может, вообще не обрабатывали, но зажила она неплохо. Под натянутой кожей рубца проглядывало нечто иссиня-черное, перекрываемое темными вкраплениями, что могло быть следами пороха.
Витус уверенными движениями ощупал рубец. На одном месте Дрейк едва заметно вздрогнул.
— Больно, когда нажимаю?
— Нет. — Ответ был настолько же быстрым, насколько неискренним. Скорее всего, El Dragon не хотел в присутствии своих людей выказать слабость.
— Хорошо. — Пальцы Витуса заскользили дальше. Пуля, по его определению, сидела в теле на глубине по меньшей мере дюйма. Вытащить ее, в общем-то, не составляло труда. Витус поднялся.
— Это возможно, господин командор, хоть и не слишком просто.
— А как бы вы это сделали?
— Придется сделать довольно значительный разрез — пуля сидит довольно глубоко. Разрез будем делать так, чтобы было повреждено как можно меньше мышечной ткани. Особое внимание следует обратить на артерию, которая проходит рядом. По сути дела, в этом и есть вся сложность. Извлечь саму пулю — чистая формальность. Для этого мне просто потребуется с полдюжины хорошего хирургического инструмента: крючок для разведения концов раны, расширитель, пинцет и так далее. Все это, конечно, у меня имеется.
— Прекрасно. Все, что вы сказали, совпадает с мнением моего врача.
— Простите, сэр, но, если у вас есть врач, почему он до сих пор не провел эту операцию?
Вместо ответа Дрейк сказал:
— Положим, я соглашусь, чтобы вы меня прооперировали. Как скоро после этого я смогу снова стоять на мостике и вести эскадру?
Витус уже подозревал, к чему он ведет.
— Если вы устали от жизни, сэр, то можете встать в тот же день. А если хотите еще пожить, то должны обождать хотя бы неделю, пока не станет ясно, что опасность гангрены миновала.
— Прекрасно, — повторил Дрейк. — И это совпадает с мнением моего врача. А теперь, когда у меня есть два как одно звучащих суждения и я уверен, что мой доктор был прав, то… оставлю все как есть. — Он встал и натянул штаны. — Или вы всерьез думаете, что у меня есть время целую неделю торчать в порту?
— Сэр! — Витус стал пунцовым от возмущения. — Вы меня использовали! Только для того, чтобы получить мое заключение! И ни минуты всерьез не думали взять меня с друзьями на борт! Сэр, вы… вы…
— Лучше не говорите, кто я такой, — холодно предостерег Дрейк. — Многие пытались, и хорошо для них это не кончалось. Однако никто не посмеет сказать, что корсар Фрэнсис Дрейк неблагодарная скотина. — Он подошел к столу, сдвинул несколько карт в сторону. Глазам предстала небольшая шкатулка. Он запустил в нее руку, достал золотую цепочку и повесил ее сопротивляющемуся Витусу на шею. — Это вам. Вещицу я взял как добычу добычей в один из дней августа семьдесят второго, когда меня нашла эта пуля.
— Сэр, я не могу от вас принять…
— Берите, пока я не передумал. А сейчас извините, у меня много дел.
Витус поклонился и без лишних слов покинул каюту. Снаружи он получил обратно свою шпагу, отсалютовал часовому и, только отойдя на несколько шагов, внимательно рассмотрел цепочку. На ней он обнаружил искусно выполненную миниатюру, такую маленькую, что ее пришлось поднести близко к глазам, чтобы разобрать отдельные детали. Она изображала Матерь Божью, а по краю шла надпись крошечными буквами: Madre dolorosa [13] .
13
Матерь Скорбящая (исп.).
Вечером семнадцатого ноября Витус, Магистр и Энано вошли в трактир Полли, голодные и измученные. Как и в предыдущие дни, они бегали с корабля на корабль, чтобы найти оказию в Новый Свет. И, как и в предыдущие дни, безрезультатно. Рекомендации Collegium medicum в контору торгового флота, в адмиралтейство ее величества и в лондонскую гильдию купцов были в Плимуте так же полезны, как лемех, чтобы резать воду.
Несмотря на поздний час, у Полли было полно народу. Все места оказались заняты, воздух стоял тяжелый и спертый — хоть топор вешай. В камине в углу горел огонь, и от его жара на лбах гуляк выступали крупные капли пота. Однако Полли это нимало не огорчало, скорее радовало. Потеющему человеку можно оказать услугу и подать холодные напитки — как раз то, что надо хозяйке. В дальнем конце зала, как раз возле кухни, откуда то и дело сновали Полли и ее служанки, гуляла компания матросов, которые не только были заняты своим пивом, а и немалое внимание уделяли двум женщинам, сидящим в непосредственной близости от них. Девушки были одеты в обтягивающие яркие платья, правда несколько потрепанные, но в сумеречном свете это не бросалось в глаза.
— Эй, малышка, — гоготал один, похожий на медведя. — Не скажешь, где здесь висят самые большие колокола? — Охальник потряс перед собой лапищами, будто играл женской грудью.
— Не-а, не знаю, милок! — ответила более высокая из двоих, брюнетка с кукольным лицом и пышной грудью. — Но зато знаю, где висит настоящее било.
— Ха, и где же?
— Не в твоих штанах, точно.
Кое-кто из окружающих, и громче всех женщины, визгливо захохотали.
— Вот так врезала она тебе, Брюс! — веселился другой матрос. — Как тебя зовут, голубка моя?
— Может, и скажу, морская крыса, да только ежели поставишь мне и… — Она ткнула пальцем в подругу, бледное малокровное существо. — …этой даме.
— Договорились!
— Ладно. Я, значит, Феба, а она Филлис. А пьем мы, милок, бренди, но по большой.
— Да, по большой, — подтвердила Филлис.
Как и было обещано, матрос заказал выпивку, а когда Полли чуть погодя подошла к ним с подносом, то внезапно обнаружила Витуса с друзьями, которые все еще топтались у дверей, выглядывая себе местечко.
— Эй, парни, чего не садитесь? — крикнула она сочным голосом. — Больно робкие? А ну-ка, люди, подвиньтесь!
Народ тут же затолкался, спешно выполняя ее приказ. Иного у Полли было и не помыслить.
— Я тут приготовила для вас кое-что особенное, парни, — сообщила она, поставив девушкам заказанные кружки. Друзья между тем сели. — Сейчас принесу.
Она, не мешкая, отправилась на кухню и гордо вынесла свое творение размером с колесо телеги, с румяной золотистой корочкой. Как бы странно оно ни выглядело, пахло умопомрачительно.