Загадочные края
Шрифт:
Сын графа наклонился и открыл один из сундуков.
– Я не знал, конечно, что у меня теперь есть сестра. – Канут выпрямился, держа в руках красивый футляр. – Конечно, лучше было бы подарить какой-нибудь музыкальный инструмент. Если б я знал, что у тебя такой дивный голос, что ты так дивно поешь, поискал бы. Поэтому только это. – И он протянул ей футляр.
Ингрид осторожно взяла подарок и открыла его.
Изнутри футляр был выстлан синим бархатом, и в мягких складках уютно лежало изящное колье с искристыми камнями. На них упало лишь несколько пятен света, но они мгновенно собрали его в себе и вернули такой чистой, дивной красотой, что девушка, не являясь знатоком, всё же что-то заподозрила. Она вынула ожерелье из футляра, подошла к окну и царапнула одним камнем по привозному оконному стеклу. Все с любопытством наблюдали за её манипуляциями.
– Господи! – вырвалось у девушки. – Что ты привез?
– Что?
– Это же, кажется, бриллианты! Настоящие! Ого!
– А что такое?
– Ладно. – Она махнула рукой и рассмеялась. – Я не смогу объяснить…
– Нет, ты объясни!
– Бриллианты – едва ли не самые дорогие драгоценные камни в наших краях. Они самые красивые и тяжелее всех поддаются обработке. Взгляните. – И подала украшение матери.
– Да, красивые. А искрятся как! – признал Сорглан, котрый тоже захотел взглянуть. – Говоришь, бриллианты?
– Откуда, Канут?
Молодой человек пожал плечами.
– Мы взяли место, где в подвалах было много золота и несколько подобных вещиц. Моим спутникам эти штучки не показались ценными, а я взял их, потому что решил – красивые. У меня есть ещё несколько. Привёз с собой. Я решил, что матери они понравятся.
– Ещё бы!
– Там был ещё крупный жемчуг. – Он вынул длинную низку и протянул матери. – Вот это, сразу видно, стоящая вещь. Тебе, мама.
Алклета, смущенно улыбаясь, примерила подарок. Навскидку, издалека, Ингрид прикинула, что жемчуг этот, должно быть, самого высокого качества, крупный, ровный и идеально круглый. Видно, что не речной, а морской. Графине Бергдена жемчуг шёл не слишком – перлы терялись на её коже, покрытой лёгким загаром от солнца и времени. Канута это смущало мало. Он с удовольствием смотрел на матушку, а потом подошёл поближе и бросил на стол перед нею и новоявленной сестрой пригоршню украшений, скомканных так, словно это была никуда не годная бижутерия. На самом же деле, нагнувшись, тем чутьём, которое довольно часто отличает женщин, Ингрид смогла определить, что это, должно быть, подлинные произведения ювелирного искусства из драгоценных металлов и камней. А также понять, что подобной поистине штучной работы не столько даже мастеров, сколько художников она никогда ещё не видела.
Она аккуратно сдёрнула с матери платок – чёрный бархат, расшитый по кайме серебром и бисером – расстелила его на столе и разложила украшения. Присутствующие в зале сгрудились – так было принято, чтоб сильные мира сего тешили приближённых видом своего богатства. Девушка рассматривала украшения, поглаживая их слегка и поворачивая, чтоб посмотреть пробу. Не то чтоб она действительно разбиралась, просто когда-то прочитала пару книг о драгоценных камнях. А ещё, понятно, понимала в том, что видела, чуть лучше, чем смог бы бергденец, не опытный увелир и не знакомый с традициями и привычками её родины.
– Я бы сказала, что всё это очень достойные камни. – Она разогнулась и подвинула платок с украшениями поближе к матери. – Довольно крупные. Не могу оценить караты на глаз, но рискну утверждать, что по нашим ценам здесь лежит целое состояние. Золото хорошей пробы. Драгоценности достойные, тебе не стыдно их носить, мама.
– Дарю, – Канут пожал плечами. – Мам, тебе они нравятся?
– Мне нравится вот это, – леди Алклета взяла самое маленькое украшение и попыталась пристроить его на запястье. – Остальное бери ты, дочка.
– Ну нет. – Девушка решительно взяла инициативу в свои руки и, перемерив матери все, что лежало на платке, выбрала за неё. – Вот это всё тебе по-настоящему идёт, и было бы стыдно их у тебя забрать. Правда, Канут?
– Правда, – согласился он. – Маме идёт. У тебя хороший вкус.
Отцу он подарил огромный меч, который на поверку оказался довольно лёгким и удобным в руке. Ингрид рассмотрела незатёртые неровности металла возле гарды и догадалась, что вещь эта в некотором смысле самопальная, хотя, судя по качеству закалки, которым принялись восхищаться находящиеся в зале воины, красоте и аккуратности исполнения, клинок породили на свет искусные руки, самые современные технологии и инструменты. Она не выдержала, подошла, почтительно взвесила меч в руке – действительно, очень удобный. Но при этом явно прочный.
– Не пойму, что за металл, – проворчал Сорглан и обернулся к дочери. – Знаешь?
– Куда мне. Я же не металлург.
– Прекрасный металл, – заметил Канут. – Я этим клинком разделал в кашу свою старую кольчугу. При этом совсем не умаялся, и не пришлось потом править лезвие. Он гибкий, но при этом на редкость крепкий. Я не думал, что такое можно изготовить. И это не сплав железа и стали. Я вижу.
– Это может быть экспериментальный металл, – сказала Ингрид. – И если это так, то у тебя, папа, с заточкой будут проблемы.
Сорглан ухнул, махнул мечом и расколол надвое тяжёлый металлический кувшин. Осмотрел клинок и остался доволен.
– А говорила, что у вас оружие делать не умеют.
– В любом правиле есть исключения, – улыбнулась она и оглянула на брата.
Канут смотрел очень мрачно. Кстати, на Бранда он по первому впечатлению был похож мало – старший оказался весёлым и очень лёгким в общении человеком. Он непринуждённо принял то, что у него теперь есть сестра, обращался с ней ласково, не гнушался пошутить, шутливо пихнуть в бок, чтоб заработать такую же шутливую оплеуху, и вообще был доволен прибавлением в семье. Бранд выглядел лет на двадцать пять, хотя ему уже должно было исполниться тридцать два, был по-мужски красив и, наверное, мог бы привлечь внимание Ингрид. В какой-нибудь другой жизни.
Старший брат интересовался сестрой только в пределах семейных отношений, выражал удовольствие её красотой, умом, образованностью и тем, что она учится владеть оружием, помог подобрать меч, кинжал и лук, поскольку, оказывается, являлся настоящим знатоком того, другого и третьего – словом, оставался очень приятным и недокучливым родственником.
Канут же вёл себя совсем иначе, и, догадываясь о причинах неловкости, которую он испытывал в её обществе, Ингрид постоянно смущалась. Однако, если у неё и были опасения насчёт его планов в отношении неё, то они быстро развеялись – брат вовсе не собирался подвергать сомнениям правомерность и правильность обряда либо же позволять себе что-либо лишнее, да ещё против её воли. Девушка не ограничивала своё общение с Канутом, да и смысл ей от него прятаться – в пространстве поместья и семьи это было бы бессмысленно и потому глупо.
Но женщине вовсе не нужно обладать исключительным умом и наблюдательностью, чтоб почувствовать к себе симпатию со стороны мужчины – это присуще её полу. И признаки этой склонности постоянно мозолили ей глаза, а опыт общения с людьми заставлял её чувствовать почти все оттенки его ощущений. Это напрягало.
Канут раздарил часть того, что привёз, остальное же попросил отнести к себе. Ещё предстоял делёж добычи с его дружиной, но там он не предвидел проблем. Золота было захвачено достаточно, чтоб бойцы Канута могли позволить себе приятный и разнообразный отдых в Адильхольме, куда многие из них отправлялись на зиму, если не уходили в поход. На вопрос матери, намерен ли Канут и следующую зиму провести вдали от дома, он, покосившись на сестру, ответил отрицательно, чем – это было заметно – сильно обрадовал обоих родителей.