Загадочные края
Шрифт:
– Красавец.
– Да уж… Смотри, аккуратнее, – Канут сел в седло. – У императора всё должно быть лучшим, это понятно – лучшие женщины, лучшие лошади, лучшие драгоценности.
– Да уж как водится. В путь?
Перво-наперво Ингрид, будто бы желая испытать стойкость брата, потянула его в лавки, где продавались ткани. Она копалась в отрезах, болтала с торговцем о достоинствах каждой материи, а он со стоическим терпением подпирал стену и не говорил не слова, даже не намекал, насколько ему всё это скучно. За что и был вознаграждён посещением павильона оружейников – гигантского массивного строения на привилегированной окраине рынка, где изготавливали любое оружие
– Куда теперь? – спросил Канут, когда они всё же выбрались наружу.
– Туда, где можно купить всякие террианские штучки. Знаешь, где это?
– Легко узнать. – Он вынул из пояса монетку и кинул её первому попавшемуся оборванцу. Достал вторую. – Эй, любезный, где тут торгуют купцы, возящие всякие иномирянские диковинки?
Способ оказался безошибочным, и уже через пять минут, которые понадобились, чтоб пробраться сквозь толпу, Ингрид копалась в наваленном на прилавки добре. Здесь валялось грудами то, что хоть немного заинтересовало находников, всё больше мелкое, вроде берестяной шкатулки или красивого пузырька из-под витаминов. Нашла там Ингрид и кое-какие полные пузырьки и коробки и, не разбираясь, отложила в сторону, хотя зачем бы, скажем, ей был нужен инсулин? Торговцы, сгребавшие всё что под руку попадётся, не имели представления о террианских лекарствах и гнались в первую очередь за внешним видом. Для уверенности они подозвала продавца.
– Ты грамотный? – Ничего не смогла с собой поделать, заговорила с ним высокомерно и была немедленно обнадёжена низким поклоном.
– Да, моя госпожа.
– Мне нужно вот это. – Она подала ему кусок грубой бумаги, где Валентин выписал разборчиво и чётко латинские и русские названия необходимых лекарств. – Очень нужно. Хорошо заплачу.
Ингрид обернулась к брату и взяла у него кошелёк. Высыпала на прилавок с полтора десятка крупных серебряных монет. Глаза у торговца оценивающе сузились.
– Я заплачу в пять раз больше, когда привезешь, – сказала она, глядя ему в глаза. – А если сумеешь раздобыть за месяц или раньше, то в десять раз больше. Ну как? Возьмёшься?
– Само собой, благородная госпожа. Я снаряжаю корабль в конце недели. Надеюсь, что мы вернёмся к концу месяца, мне и самому это выгодно. В десять раз больше, говорите? Постараюсь, постараюсь, само собой.
– Всё это можно найти в магазинчиках, над входом в которые написано «Аптека» и стоит такой вот знак. – На обороте бумажки она нарисовала аптекарский символ.
– Постараюсь, как же. – Он сгрёб монеты с прилавка. – Могу ли я предложить вам ещё что-нибудь?
– Непременно, – согласилась суховато (Канут уже объяснил ей, как нужно держаться, чтоб тебя боялись и уважали). – Я сделаю обширный заказ, но сперва, конечно, посмотрю, что у тебя можно найти сейчас.
– Само собой. Эй! – он окликнул слугу. – Проводи госпожу в запасники.
А дальше Ингрид и Канут азартно копались в террианском добре, время от времени поглядывать на небо, чтоб ни в коем случае не опоздать. В конце концов она откопала себе утюг, небольшой магнитофон и уйму всякой мелочи вроде тефлоновых сковородок и столовых принадлежностей. Удалось среди груды насыпанных, как чечевица, компакт-дисков найти несколько хороших фильмов. Со вздохом восторга Ингрид выудила их из груды. Канут лишь с любопытством поднял бровь.
– Ещё какая-то приятная музыка?
– Нет. Не музыка. Хотя вещь тоже приятная. Тебе понравится… Я беру всё это. Сколько возьмёшь за доставку?
– Поторопимся! – сказал Канут. – Уже скоро начнёт смеркаться.
– Вижу. Уже иду.
Повсюду в городе гуляли, из трактиров и корчемных домов доносились радостные крики, смех и иногда крики спорящих – хоть скандалить и мешали, но у хмельных людей без споров не всегда обходится. На улицу из дверей прямо под копыта коней вываливались хмельные горожане, и те, кто ещё только допивал свою порцию пива, сидра или эля. Праздник в городе шёл полным ходом, нищие заканчивали трудовой день – по случаю Самайна им подавали особенно щедро – а встречавшиеся по дороге верховые в роскошных одеждах знати торопились домой либо к государеву замку. День подошёл к своему завершению, и скоро должно было начаться чествование ночи полнолуния.
Самайн считался переломным моментом от осени к зиме, когда засыпает природа и хранящие человека силы, а враждебные ему существа, также отдыхающие зимой, торопятся натешиться. Считалось, что в ночь Самайна легко можно встретить в лесу альву (если, конечно, рискнёшь покинуть дом), или подземных трудяг-гномов, а если, встретив, угостишь их вкусным пивом, сваренным из ячменя этого урожая, то можешь рассчитывать на щедрый подарок, например меч, скованный из истинного железа. С другой стороны, не было ничего опасней – по поверьям, конечно – чем вот такая попытка. Человек в эту ночь был беззащитен перед властью иного, волшебного мира, не помогали ни обереги, ни заклинания, только сила собственного духа и смекалка. А настоящие герои – это признавали даже самые отчаянные юнцы – встречаются редко.
Чтоб закрыться от враждебных или просто непонятных человеку сил, горожане вывешивали из окон полотенца с вытканными на них священными символами, укладывали под порог мечи, у кого были, а у кого не было – просто кухонные ножи. Выставляли на улице у дверей или калиток корчажки с молодым пивом или – самые щедрые, самые богатые – с вином, а кроме того блюдца с угощением – с пирожками, печеньем, сдобой. Лакомились этим обычно городские нищие, но угощение всё равно выставлялось будто бы для нелюдей и духов.
Канут и Ингрид спешили по улочкам города обратно к замку; она перебирала в памяти те украшения, которые надо не забыть надеть, а он думал, что рискнул бы отправиться на всю ночь Самайна в горы, надеясь встретить альва из Властных, понравиться ему либо же оказать услугу – и выпросить себе любовь Ингрид и возможность жениться на ней. Чтоб стала она, например, не его сестрой, а, скажем, сестрой Хлодара, или какой-нибудь посторонней женщиной. Или, к примеру, чтоб ему довелось купить её на рынке – размечтался Канут – освободить и жениться. Хотя – тут же охолодила его мысль – Ингрид, похоже, из таких, что благодарность не так уж легко заставит её любить. Ингрид – с характером.
В покоях их уже ждали отец и мать, и, понятно, слуги с приготовленной одеждой. До самого утра надлежало ходить в одеждах, освященных временем и традициями.
Ингрид влезла в расшитую рубашку, зашнуровала корсаж и затянула юбку – Алклета была уже наряжена и с охотой помогала дочери, хотя это могла бы делать и Эльгинн. Ещё перед отъездом хозяйка выделила горничной хорошего льняного полотна и шерсти, и девушка справилась за время путешествия – расшила рубашку так, как было принято у неё на родине. Так что теперь Эльгинн красовалась новым нарядом, и Алклета отпустила её – праздновать вместе с другими слугами.