Загадочные края
Шрифт:
Алклета, графиня Свёерхольмская, супруга Сорглана, лорда Бергден, с самого утра чувствовала себя не самым лучшим образом.
Её это совсем не удивляло, и такое утро было далеко не первым, женщина уже знала, что теперь день практически потерян, она не сможет ничем заниматься – не то, что шить, даже присмотреть за хозяйством, даже посидеть вечером за столом с мужем… Нет, конечно, сможет, если заставит себя, но заставлять себя очень не хотелось. Да и муж, зная о её периодических недомоганиях, настаивал, чтоб в эти дни она оставалась в постели, то же советовал и лекарь.
Но Алклета всё равно вставала к вечеру, потому что иначе подобные дни, хоть она никому, и в особенности супругу, не говорила об этом, становились для неё мукой. В первую очередь потому, что напоминали о возрасте.
Что греха таить, возраст был уже не маленький, шестой десяток, тот возраст, в котором женщина прочно перестаёт таковой быть и становится… правильно, старухой, потому что теряет возможность рожать. Снимает красивые узкие кованые или плетёные пояса, меняет их на широкие, со шнуровкой, корсажи от низа груди до верха бёдер – такова традиция – и передаёт власть над домом и хозяйством невесткам или дочери… Дочери… Алклета всю жизнь мечтала о дочке, озорной ясноглазой девчонке, которая дала бы ей возможность увидеть в ней себя. Дочка, которую мать стала бы учить вести хозяйство, слушала бы тайны её сердца и тем приобщалась сама к прошедшей для неё юности, потом бы выдала дочь замуж и дождалась от неё внуков.
Конечно, внуки уже есть – от сыновей, двое уже привели в дом невесток, но это совсем не то. Понятное дело, что, как ни хорохорься мужчина, хозяйка в доме всё равно его жена. А значит, если невестка не возлюбит свекровь или просто будет держаться от неё на расстоянии (а что в том удивительного?), то и заступничество сына не поможет – дети будут делать то же, что и их мать. Так что же это за внуки?
Алклета с самого утра не поднималась с постели, так в последнее время случалось всё чаще, и тогда она особенно остро начинала чувствовать своё одиночество. Разумеется, у неё был любимый и любящий муж, но разве супруг – подруга? Потом, у него куча дел, как и у детей, которые так быстро выросли, что… не с чем даже сравнить. Ведь были же такие маленькие, что воспринимались совсем не как новые люди, а как чудесные подарки судьбы, да ещё память о проведённых с мужем ночах… Женщина заулыбалась, вспоминая их совместную молодость. Бурная она была… Разве вот с тех пор нежная, хрупкая душой Алклета привыкла несколько трепетать перед суровым супругом, в юности считавшимся одним из лучших воинов Империи, и со временем не утратившим своей славы. Высокий, крепкий, с удивительно красивыми глазами, очень сильный и телом, и духом, подлинный воин – такой, каким его могли бы представить баллады.
Ухаживать он, конечно, не умел – как любой юноша, проведший свою сознательную жизнь в походах и воинских упражнениях – но так непосредственно и смущённо, с таким видимым трудом сообщил молоденькой дочке мелкого барона о своих чувствах (именно так, как – по рассказам – объяснялся с матерью Алклеты её отец), и был при этом так искренен и привлекателен, что его слова не могли остаться без ответа. Она тогда задумалась именно о нём, а не о тех, кто пел ей о своей любви серенады – в пятнадцать лет Алклета была очень красива и пользовалась успехом у мужчин. Кроме того, как оказалось, молодой Сорглан несколько нарушил обычай и заговорил с девушкой о своей любви прежде, чем заручился согласием её родителей, то есть не желал влиять на её свободное решение, и это покорило впечатлительную девушку. Она поняла, что муж и в семейной жизни будет с ней считаться, а главное – он действительно любит её.
Родителей Алклеты покорил в первую очередь громкий титул жениха, его слава и прекрасная репутация. Сорглан был старшим сыном Свеара, лорда Бергден, графа Свёерхольмского, к тому моменту уже год как покойного. Они дали своё согласие, но окончательно этот вопрос решился несколько позднее, когда кровный недруг Сорглана напал на владения родителей Алклеты и увёз юную невесту к себе – за пару недель до свадьбы. Неизвестно, насколько сильно взбеленился девятнадцатилетний граф, но он, не тратя времени, собрал внушительное войско, с примерной последовательностью настиг врага, пленил его и весьма жестоко прикончил, сполна отомстив за испуг и обиду невесты. Алклета помнила свой тогдашний ужас – в первую очередь перед женихом, так как была уверена, что теперь он от неё, обесчещенной, откажется. Жених не стал обсуждать с ней этот вопрос, только сказал «…за то, что он тебя обидел, я его уже наказал, но если ты считаешь, что недостаточно, то я ему сейчас ещё чего-нибудь сделаю…» и уточнил, не передумала ли она, согласна ли играть свадьбу немедленно. Конечно, она была согласна. Такой всеобъемлющей благодарности ни до, ни после она не испытывала больше ни к кому. Девушка вышла замуж за лорда Свёерхольма, зная, что до самой смерти ей будет спокойно за его плечом, что муж всегда её поймёт и во всём примет её сторону. С ним она ничего не боялась.
Алклета родила мужу восьмерых детей, но вот дочерей – не смогла, и хоть это, казалось, говорило лишь в пользу мужественности Сорглана, он тоже огорчался и мечтал о дочке. Теперь уже – бесплодно. Лекарь давно запретил даме рожать, теперь, посещая жену, Сорглан проявлял большое внимание к выбору дней и средств предосторожности. Но посещал Алклету неизменно и не реже, чем раз в два-три дня, если она чувствовала себя достаточно хорошо. Женщина подумала об этом и жарко покраснела. Большая часть высокородных господ, если около шестидесяти они испытывали тягу к женскому телу, покупали рабынь, брали наложниц из крепостных или свободных, заводили любовниц своего круга, реже – женились на молоденьких. В результате считанные единицы сохраняли, как Сорглан, тягу к своим поблёкшим жёнам. Алклета всё боялась, что ему наскучит возиться с пожилой женщиной, что он просто боится обидеть её вниманием к другой, и сама предлагала супругу купить наложницу, а то и двух (лорда, в свои полные шестьдесят не потерявшего и грана мужской силы, легко хватило бы и на трёх девчонок), но муж лаконично отвечал: «Я люблю тебя…»
Сёстры завидовали Алклете, да она и сама не понимала, чем заслужила такую стойкую и глубокую благосклонность мужа. Разумеется, спорить по этому поводу с супругом было бы смешно.
Потом она задумалась о сыновьях. Старшему, беспутному Скиольду, уже сорок один, а он всё не думает жениться, хотя дети от наложниц у него есть, три сына и две дочки. Сыновей он воспитывает как своих дружинников, в детстве не выделял из числа простой малышни его горда, а о дочерях не заботится совсем. Правда, не стал мешать делать это матери, и Алклета уже выдала обеих за хороших людей. Внучки как-никак, хоть и незаконные, они-то ни в чём не виноваты.
Ещё трое сыновей – Старкад, Гранмар и Кормак – завели женщин, но живут от родителей отдельно, и лишь зимой, отправляясь с мужем к императорскому двору, Алклета видела внуков. Самым плодовитым оказался Кормак, средний сын госпожи Алклеты, он растил пятерых и уже подумывал выдавать замуж единственную дочь. Алклета завидовала невестке, та же свекровь откровенно боялась, при разговорах с мужем говорила о ней только хорошее, но наедине терялась, потупливала взгляд и краснела.
У Старкада не было законной жены, но с двумя рабынями, родившими от него сыновей, он обходился с отменной ласковостью, обеих освободил и предоставил этой паре самой разбираться, как делить управление хозяйством. Они у него жили не хуже, чем могли бы жить жёны, да ими фактически и являлись, обе сразу.
Гранмар в своё время женился на девушке до крайности болезненной, и та, родив одного мальчишку, исчерпала свои возможности. С супругой, младшей дочерью могущественного герцога Бохадертского и – ни много, ни мало – племянницей императора – сын Сорглана не разводился, заботился о ней и растил своё слабенькое чадо. Мальчику недавно исполнилось двенадцать, по сравнению с любым двоюродным братом он выглядел заморышем, но зато унаследовал от матери тонкую, изящную красоту, редкостную наблюдательность и острый ум. Бабушка любила внука взахлёб, он отвечал ей полной взаимностью, но мать и отца любил всё-таки больше и потому гостил в Свёерхольме не так часто, как хотелось Алклете.
Остальные сыновья оставались холостыми, а старший – после Скиольда – и вовсе уже не жил на свете. Атли по прозвищу Весёлый жил под стать прозвищу и так же умер – в схватке посреди пира, после полбочонка на двоих. Кажется, бойцы что-то не поделили. Умерли оба – противник Атли сразу, а сам Весёлый – двумя днями позже, от ран. Родители не успели с ним даже попрощаться, только похоронить. Алклета тогда очень много плакала. А теперь она думала, что один умерший ребёнок из восьми – это совсем не так плохо. Могло быть хуже, например больше половины. А вот если бы ещё дочка…