Загадочные края

Ковальчук Вера

Когда за ней пришли и отвели к Скиольду, он как раз заканчивал трапезу. Мясо закончилось, каша тоже, а последнюю лепёшку он доедал, запивая пивом из кружки. Он весело взглянул на Ингрид, проследил, как с неё стянули одеяло, и приказал:

– Развяжи ей руки.

Руки развязали, и всё время, пока Ингрид, постанывая, разминала и растирала затёкшие запястья, он терпеливо ждал. Допивал пиво.

Более или менее восстановив кровообращение, девушка подняла на Скиольда гневные глаза. Сейчас её так трясло от ярости, что даже стылого влажного сквозняка от двери она не особенно и чувствовала.

– Ну? – резко спросила она. – Объяснишь, что всё это значит?

Он молча разглядывал её, как рассматривают вещицу на базаре или ездового коня.

– Ты и в самом деле ничего, – проговорил он наконец. – Мне не показалось. На рынке я за тебя заплатил бы полторы марки. Может, и две. В зависимости от настроения.

Ингрид вздохнула и поправила на себе пеньюар. Скиольд как-то краем сознания с удивлением подумал, что девица, кажется, чувствует себя в этой прозрачной тряпочке так же уверенно, как и в длинном платье с закрытой грудью и шеей. Эта уверенность его забавляла, и он наслаждался чувством абсолютной власти над добычей. Ведь сейчас он мог сделать с ней всё что угодно. А потому пока решил ничего не делать, чтоб продлить сладостное ощущение.

– Так что? Объяснишься или как? Какого черта ты это сделал?

– Зачем тебя увёз? – Он лениво потянулся в массивном кресле. – Да захотелось. Ты мне понравилась. Почему же нет? Если хочется.

Ингрид повела плечами, и этот жест напомнил ему движения Сианы. Леди Гивалди ему не понравилась, хотя он и не отказался бы разок опрокинуть её в тёмном уголке. Эта была немного другая, но какое-то сходство девиц его развлекло ещё на несколько мгновений. Раз так, и эта должна поддаться страху, как та. Прекрасно. Сиану – он уверен – удалось бы согнуть очень быстро. Это он прочёл в её взгляде.

– Ты, кажется, забыл об одной мелочи, – мягко (но в этой мягкости была насмешка) напомнила Ингрид. – О том, что я твоя сестра.

– Сестра? – Скиольд изобразил удивление. – Ты? С чего это? Моя мать тебя не рожала, а уж что касается отца… Не старайся. Все эти разговоры на меня влияния не окажут.

– Ты же понимаешь, что отец плохо воспримет твою выходку.

– Сорглан-то? Сорглан мне ничего не сделает, даже если узнает. Он под каблуком у моей матушки, а уж она-то не решится причинить мне хоть малейший вред. Она меня любит намного больше, чем могла бы любить тебя, уж поверь. Но он не узнает. Может, решит, что ты сбежала с любовником. – Он расхохотался. – Самая логичная мысль.

Ингрид слегка побледнела, но сохранила присутствие духа. Она всегда предпочитала контроль разума над своим сознанием власти чувств, и теперь не видела смысла забавлять похитителя зрелищем своего страха или истерики. Возможно, потом, когда ей не удастся справиться с собой. Но об этом не хотелось думать. А пока надо понять, чего он от неё хочет и что задумал.

– Всё тайное рано или поздно становится явным. Отец тебе не простит.

– Мне плевать на мнение Сорглана.

– А, да, конечно, ты же знаешь, кто твой настоящий отец. – И тут его перекосило. Глаза зло сверкнули. С запозданием девушка сообразила, что её слова – прямой намёк на его незаконнорожденность. Пожалуй, не стоит так сходу. – Ну хорошо, – нервно добавила она. – Он решит, что я сбежала с любовником, но тебе-то я зачем?

Скиольд медленно встал и снова потянулся с ленцой, не сводя с неё глаз. Теперь уже ожесточённых.

– А зачем вообще нужна женщина? – Ингрид прищурилась и сжала губы. – Женщина нужна для любви. А ты, раз считаешь себя моей сестрой, разве не должна меня любить? Я очень рад буду твоей приязни. Нам лучше поладить, верно? И я забуду те дерзости, которые ты наговорила мне при нашей последней встрече.

– Не могу сказать, что моё мнение о тебе хоть немного изменилось.

– Ну вот. Зачем же так всё портить. Давай-ка лучше по-доброму. По любви.

Скиольд схватил её за плечи и потянул её к себе. От него пахло потом, морем, пивом и дымом. Он дышал как дикий зверь, и это почему-то было отвратительно. Но даже если бы теоретически такой мужчина мог бы понравиться Ингрид, в подобных обстоятельствах она всё равно бы отбивалась до последнего. Какое-то абсолютно рефлекторное было действие, получилось само собой.

Он перехватил её руки и сжал запястья.

– Так, понятно, – сказал он с удивительным спокойствием, и это спокойствие было страшнее открытой ярости. – Добрых сестринских чувств тут нет. Ладно. Будем говорить по-другому.

Скиольд притиснул её к себе, перехватил оба её запястья одной рукой. Она попыталась его ударить, но тут же получила оплеуху. Скиольд, способный ударом кулака расколоть человеческий череп, ударил едва-едва, только затем, чтоб жертва ненадолго ошалела. У Ингрид подкосились ноги, голова закружилась, и она почти не сопротивлялась, пока мужчина укладывал её на койку и срывал остатки одежды, а потом прижал локтем и коленом, и тогда уже было поздно. Девушка попыталась дёрнуться, но куда там. Свободной рукой он уже принялся поглаживать её грудь, белую и чистую, именно такую, какая нравилась северянам.

– Прекрасная кожа, – пробормотал Скиольд. – Нежная. Этим-то мне и нравятся знатные девицы – они следят за собой. Уймись уже. Ты себе же хуже сделаешь.

– Убери руки!

– То есть не уймёшься. Ну и в чём смысл?.. Тебя мой отец вообще воспитывал? – Он поднялся, отпустил добычу, и Ингрид мгновенно откатилась к стене, попыталась завернуться в небрежно брошенное одеяло. Он и на это не обратил внимания, начал расстёгивать ремень. – Значит, я воспитаю. Как старший брат. В любую бабу ум вбивается через задницу. – Нагнулся, схватил её за локоть, грубо дёрнул на себя и опрокинул лицом вниз. – Вот же дура.

21

Ещё не побелело небо, затянутое тонкой плёнкой облаков, ещё горели костры по периметру замковых стен, когда проснувшегося рано Сорглана (он вообще предпочитал не залёживаться) обеспокоили жалобные крики, звучащие где-то рядом. Он скинул ноги с постели, жестом успокоила вскинувшуюся Алклету, которая до этой минуты спокойно спала, и, едва выглянув в коридор, увидел, как в гостиную двое слуг выносят Эльгинн. Она, судя по мутному взгляду и беспорядочным движениям, пребывала в каком-то странном состоянии и, кажется, делала усилия, чтоб вновь не потерять сознание.