Загадочные женщины XIX века
Шрифт:
Действительно, некоторые игры были не лишены забавности.
Послушаем Шарля Симона:
«Кто-нибудь вставал на колени и прятал лицо в юбке сидящей женщины, все остальные, мужчины и женщины, залезали ему на спину, в конце концов тяжесть становилась непосильной, и тогда начиналась куча мала, все падали со смехом, и часто возникали весьма пикантные ситуации.
Одним из самых незамысловатых развлечений было следующее: все садились в круг, так что ноги кавалеров и дам соприкасались. В центр круга кто-нибудь бросал браслет, носовой платок или туфлю, и этот предмет каждый участник должен был провести под своими
Даже игра в прятки переставала быть невинной забавой, насколько можно об этом судить:
«Однажды некая дама, охотно приносившая себя в жертву на алтаре Лесбоса, решила воспользоваться игрой, чтобы добиться расположения молодой женщины, к которой она питала слабость. Она проследила, в какую сторону побежит ее избранница, и устремилась за ней. Она была уверена, что нагнала свою жертву, с силой прижала ее к себе, дрожа от сладострастия, принялась ласкать ее, и тогда особа, к которой был применен столь интенсивный способ общения, издала возмущенный вопль. Изумленная дама обнаружила, что ошиблась, и ее пыл растрачен на старого урода, перед которым ей пришлось извиняться…»
Кроме того, в Биаррице все развлекались тем, что играли в живые картины. Позже, в Компьене, эта игра также будет иметь большой успех.
Чаще всего персонажами картин были мифологические герои. С этим связана забавная записка, посланная одной девицей.
Дочь маршала Магнана, выбранная на роль Эроса, написала своему отцу:
«Дорогой папочка, сегодня вечером я занята амуром, пришлите мне как можно скорее все необходимое…»
Можно представить себе выражение лица маршала, когда он прочел эту записку.
27 августа Наполеон III покинул Биарриц и отправился в Булонь, где ему предстояло встретиться с принцем Альбертом, мужем королевы Виктории.
Евгения осталась одна в окружении своей свиты. И сразу же злые языки стали поговаривать, что молодая императрица непременно воспользуется свободой, чтобы «наставить императору рога в отместку за те, которые уже целый год украшали ее голову».
Но они плохо знали Евгению. Она была свободна и могла, как испанка, кокетливая уже по своей натуре, кружить головы, но ограничилась столоверчением. Ее увлек спиритизм. Она вызывала духов знаменитых усопших и беседовала с ними.
Некоторые из них оказались довольно болтливыми и сообщили многие подробности, касавшиеся фавориток Наполеона III. Историки утверждают, что именно таким странным способом она узнала о связи императора с мадам де ля Бедойер.
В Биаррице Евгения спрашивала духов о том, сколько продлится война в Крыму и сумеет ли англо-французский флот потопить русские корабли. Но духи отмалчивались, и императрице пришлось поддерживать оптимизм без вмешательства потусторонних сил.
Позже некий оккультист из Америки, шотландец по происхождению, по имени Дуглас Хом сумел завоевать доверие императрицы. Этот авантюрист, как предполагают, секретный агент Германии, был своего рода Распутиным при дворе Наполеона III.
18 сентября она покинула Биарриц и отправилась в Бордо, где ее встретил император. Увидев императрицу, император обрадовался, как ребенок. Не обращая внимания на толпу, собравшуюся на вокзале, он страстно целовал ей руки и с такою нежностью обращался с ней, что все пришли в умиление.
На следующий день императорская чета села в парижский поезд и вернулась в Тюильри.
Пребывание в Биаррице, регулярные морские процедуры пошли на пользу Евгении. Врачи посоветовали Наполеону III «возобновить супружеские отношения».
На протяжении всей зимы император отважно добивался желаемого результата. Увы! Англо-французские войска топтались на подходах к Севастополю, и, как пишет А. де Сазо, самому императору нечем было похвастаться.
Придворные все чаще злословили за спиной у императорской четы. Одни утверждали, настаивая на своей полной осведомленности, что императрица имеет некий врожденный порок, из-за которого император вынужден прибегать к эквилибристике, весьма для него утомительной. Другие болтали, что Евгения была изнасилована в отрочестве испанским офицером, что привело к тяжелым внутренним повреждениям. Третьи просто пожимали плечами, констатируя, что Наполеон III женился на бесплодной смоковнице.
Все эти сплетни, конечно же, доходили до императора, и он чувствовал себя сильно уязвленным. Поэтому был очень рад, когда в начале 1855 года разразившаяся в Париже череда скандалов отвлекла на некоторое время внимание придворных.
Первый скандал произошел 13 января. Вот что пишет об этом острый на язык Вьель-Кастель:
«В свете объектом пересудов стала графиня мадам де Нансути, урожденная Перрон. Уже некоторое время она ведет себя подчеркнуто набожно, почти не бывает в свете и не носит больше драгоценностей. Муж заявил, что хочет видеть ее украшения, но ему было в этом отказано. Он впал в ярость, завладел ключом от секретера — и что же? Украшений в нем не было! Он искал повсюду, но безрезультатно. Мадам де Нансути отказывается объяснить, куда подевались драгоценности.
Граф Нансути посоветовался с комиссаром полиции, и тот предложил обыскать дом. Мадам де Нансути, холодная и высокомерная, бесстрастно отнеслась к происходящему. Драгоценности были найдены в комнате горничной, которая заявила, что они были подарены ей хозяйкой.
На это граф де Нансути возразил:
— Если бы ваша хозяйка подарила вам все эти украшения, то она сказала бы нам об этом, ведь она знала, что комиссар полиции собирается обыскать весь дом. Вы украли их!
Горничная, поняв, что пахнет тюрьмой и судом присяжных, вне себя от испуга, закричала:
— Ну что ж! Раз дело оборачивается таким образом и мадам не пришла мне на помощь, я скажу вам правду. Эти драгоценности действительно принадлежат мне. Мадам хотела, чтобы я стала ее любовницей, и, чтобы добиться моего согласия, она дарила мне все эти украшения.
Услышав это заявление, все спустились в спальню графини, которая, утратив свою невозмутимость, билась в истерике.
Горничная, ободренная успехом, назвала всех дам, с которыми она состояла в любовной связи, среди них и маркизу д'Ада. Она не собиралась расставаться с драгоценностями и потребовала еще 80000 франков за свое молчание…»