Загадочный супруг
Шрифт:
– Ну, – сказал он, натужно улыбаясь, – вы пойдете со мной или нет?
Таунсенд выпрямилась и обернулась.
– Я буду готова вовремя, – устало произнесла она. – Могу я сейчас пойти к себе?
Ян отодвинул свой стул.
– Нет. Я хочу, чтобы вы сначала поели.
И, не обращая внимания на ее недовольный вид, он обошел стол и усадил ее. Затем собственноручно наполнил доверху ее тарелку и намазал хлеб маслом, а у нее, когда она наблюдала за этим, к горлу подкатывала тошнота.
– Вам станет лучше, если вы последуете моему совету, – сказал он, ставя тарелку перед ней. – Выпейте кофе. Это помогает при похмелье.
Он
– Вы уезжаете?
– Да, – кратко ответно он. – У меня нынче утром встреча с герцогом д'Аркором.
Она поиграла вилкой, не поднимая глаз.
– О? По какому поводу?
– Не знаю. Он не сказал. Ничего такого, что касалось бы вас. Если вам понадобится еще что-нибудь, скажите Эмилю.
Дверь за ним закрылась. Таунсенд сжала зубы. Господи, как она ненавидела его сегодня! Он еще раз дал ей понять, что она для него абсолютно ничего не значит. Ведь он ошибается, полагая, что ей безразлично, о чем герцог д'Аркор намерен с ним говорить. Герцог д'Аркор – человек болезненно застенчивый, не пользующийся особым влиянием при дворе, но он восхищается Яном и в числе немногих состоит в близкой дружбе с Людовиком. Таунсенд не сомневалась, что он пригласил Яна для того, чтобы поделиться с ним своими страхами по поводу приближающейся королевской сессии или Генеральных штатов, а возможно, даже в связи с появлением во дворце последних подрывных памфлетов.
Таунсенд вздохнула. Вероятно, не следует винить беднягу за то, что все происходящее так волнует его. Как и другие близкие королю люди, д'Аркор искренне опасается за безопасность королевской семьи в эти тревожные времена. Однако она недоумевала, зачем ему беспокоить Монкрифа своими страхами. Правда, Монкриф тоже близок с Людовиком, но лишь потому, что король ценит его как искусного наездника и любит брать с собой на охоту. Их отношения основаны на одном общем интересе, не более того. Монкриф всегда говорил Таунсенд, что старается держаться подальше от политики и ожидает от нее того же.
Таунсенд гордо вскинула голову. Монкриф ошибался, считая, что ей лучше оставаться в полном неведении политических событий. У нее были глаза и уши, и она вовсе не была той глупышкой, за какую он принимал – женщиной, ничем не интересующейся, кроме нарядов, сплетен и побрякушек. В действительности Таунсенд отлично понимала, что, несмотря на кажущееся спокойствие, царившее в Версале, французское правительство находится в затруднительном положении и главные его заботы с ненадежными Генеральными штатами, которые продолжают ежедневно заседать в Малом зале забав и увеселений. До нее доходили слухи о бурных дебатах по поводу распределения мест и о дерзких – кто-то называл их даже предательскими – речах нескольких представителей третьего сословия. Слышала она также о противоречивых выступлениях какого-то аббата Сиеса и некоего графа де Мирабо, которые призывали положить конец деспотическому правлению Людовика и установить более справедливое налогообложение для народа. Даже последний дурак ощущал напряжение в атмосфере любого из людских сборищ, хотя многочисленные депутаты, компрометирующие все три сословия, держались подальше от обитателей дворца.
Таунсенд решила, что она не станет вести себя, точно провинившаяся девчонка. Нет, она поступит как раз наоборот. Сразу после завтрака она найдет Анри, который всегда так добр к ней, и постарается
Но сперва она съест еще одно из этих вкуснейших пирожных, потому что Монкриф оказался прав, она действительно почувствовала себя лучше теперь, когда поела.
В это время двери салона открылись и из комнаты перед спальней ясно донесся женский голос, говоривший:
– О, пожалуйста, Эмиль, не беспокойтесь, я сама доложу о себе.
Послышалось шуршание юбок, а затем на пороге застыла в изумлении незнакомая молодая женщина. С минуту они с Таунсенд молча, недоуменно взирали друг на друга.
Должно быть, еще одна из его любовниц, подумала Таунсенд вне себя от возмущения. Больше никто не посмеет явиться сюда одной, без сопровождения. Сердце ее при этом сжалось. Гостья была едва ли старше нее, с прелестным личиком, окаймленным густыми каштановыми кудрями. Она казалась мягкой, нежной и какой-то незащищенной. Возможно, она знала, как угодить Яну Монкрифу, когда он уставал от долговязой, деятельной Маргариты. У Таунсенд при этой мысли перехватило дыхание.
От пристального взгляда Таунсенд девушка вспыхнула и отступила к двери.
– Из-звините, – запинаясь произнесла она, – я искала брата.
– В таком случае вы ошиблись. Это апартаменты герцога Война.
– Да, я знаю. Но я вижу, его нет здесь. Я... я только что приехала из Метца и надеялась сделать ему сюрприз... – Голос ее оборвался, и она убежала бы, если бы Таунсенд не вскочила со стула.
– Подождите! Его сестра? Вы его сестра? Девушка неуверенно кивнула. В эту минуту она выглядела даже моложе Таунсенд.
– Вообще-то его сводная сестра. Меня зовут Флер де Сакс. Неужели он никогда не упоминал обо мне?
– Нет.
Таунсед вынуждена была опуститься на стул, так как ноги не держали ее. Она довольно долго рассматривала Флер, затем коротко хохотнула.
– Извините меня. Вы, наверное, приняли меня за сумасшедшую. Но я не поняла... Я не знала... Я Таунсенд Монкриф, жена Яна.
Теперь настала очередь ее собеседницы изумленно уставиться на нее.
– Его жена? Боже правый! Я подумала...
– Да, я знаю, что вы подумали. Признаюсь, я подумала то же самое.
Флер широко раскрыла глаза.
– Обо мне?
И они снова посмотрели друг на друга, критически оценивая ситуацию.
– Вы совсем не такая, как я себе представляла, – сказала наконец Флер.
– Да, вероятней всего. Это плохо или хорошо?
Флер вдруг звонко рассмеялась:
– Очень хорошо, уверяю вас.
Казалось, она перестала смущаться и поспешила к Таунсенд через комнату.
– Должна признаться, я в восторге от выбора Яна! – воскликнула она. И, обняв Таунсенд, тепло добавила: – И я горжусь тем, что первая приветствую вас в вашей новой семье.
– Садитесь, – пригласила Таунсенд, стараясь скрыть охватившее ее волнение. – Я очень прошу вас закусить.
– Эмиль, мне, пожалуйста, такое же, – приказала Флер, указывая на пирожное, покрытое медовой глазурью, на тарелке Таунсенд. – И чашку чая.
Она хихикнула, когда лакей, неуклюже переваливаясь, вышел из комнаты.
– Эмиль терпеть не может, когда ему сверх обязанностей камердинера доводится исполнять роль дворецкого. Но он сам виноват – не терпит других слуг рядом с собой.
– Он давно служит герцогу?