Заглянуть за горизонт
Шрифт:
Впрочем, Катя, вообще, не демонстрировала собственные чувства, скрывала неприятности и утаивала проблемы. Всё равно никому не было дела до её внутреннего мира, так зачем оголять душу? У неё есть дневник, поверенный тайн и тревог, печалей и размышлений, на его странички выплёскивались и боль, и обиды, и тревоги. До поры до времени…
В четырнадцать Катя резко перестала быть голенастым подростком. Из гадкого цыплёнка с торчащими коленками и лопатками сформировалась симпатичная девушка, ниже среднего роста, стройная и, как быстро выяснилось, привлекательная для парней постарше. На неё стали обращать внимание старшеклассники
Сначала девочка с ужасом шарахалась от предложений проводить до дома, потом стала находить прелесть в букетах и конфетах от поклонников. Дяденьки с сальными взглядами были откровенно противны, одноклассники казались зелёными и глупыми, а вот студенты были занятными. Они старались развлечь понравившуюся девушку, приглашали в кино и дарили цветы.
– А Катька-то наша – ого-го! Расцвела девка, – заметил как-то Николай в разговоре с женой, когда Катя домой вернулась довольно поздно, сияющая и с охапкой ромашек.
Валентине, как всегда, было некогда, она до позднего вечера пропадала на массажах, зарабатывая деньги нелёгким трудом. Дочек видела только утром, убегая на работу, или ночью, падая с ног от усталости. Катя давно уже освободила мать от всех домашних забот, кроме огорода. И то только потому, что у девочки начиналась страшная аллергия на пыльцу и почти на все виды цветов. Катюша задыхалась, покрывалась пятнами, обливалась слезами, и врач-аллерголог, известный в городе специалист, категорически запретил привлекать девушку к полевым и садовым работам.
В этот период преподавателям стали давать участки под строительство. Валентина с Николаем тоже взяли себе шесть соток и начали заготавливать материал, потом потихоньку строиться. На участке сначала возвели кухоньку, поставили диванчик, где можно было переночевать, чтобы утром опять приступить к работе. Валентина с Колей сами месили цемент, клали кирпичи, привлекая наёмных рабочих только в крайних случаях. Денег всегда не хватало, и стройка шла медленно.
Валентина сразу же принялась сажать на участке деревья и кустарники, построила небольшую теплицу и разбила цветник. Дома она почти не бывала и совсем упустила старшую дочку из виду. Кстати, Соне очень нравилось возиться с мамой в саду, она с удовольствием пропалывала грядки и поливала цветочки. На эту домашнюю работу у девочки всегда находилось и время, и желание.
Николай регулярно уходил в загул, всесезонно чувствуя себя мартовским котом-переростком, но всегда возвращался домой. На привычный диван, к любимым котлетам и жареной картошке.
«Крысёныш опять вернулся утром. Как ни в чём не бывало, заявился и сразу на кухню. Жрёт котлеты прямо из кастрюли. И напевает что-то себе под нос. Сволочь!
Мама вчера снова весь вечер прятала глаза, а потом плакала в своей комнате. Соньке всё равно, а я сунулась с утешениями и огребла по полной. Лезу не в свои дела. Обидно, и маму жалко. Зачем она терпит? Я бы ни денёчка не стала, прогнала бы взашей», – четырнадцатилетняя Катя писала в дневнике и рисовала «мерзкого крысёныша» на виселице…
Валя давно махнула рукой на измены мужа, периодически лечилась от инфекций, принесённых супругом, иногда рыдала по ночам, не в силах разорвать замкнутый круг.
– Что я могу сделать? Я уже в тираж вышла, а он в самом соку, получается. Бабий век короток:
– Ох, Валюшка, плохой из меня советчик. Что я могу сказать, если я за Жориком как за каменной стеной. Он у меня и муж, и друг, и отец замечательный. Я без него как без рук. Ты ж сама знаешь. И не было у меня никого другого, и не надо мне. – Ольга вздыхала, жалея подругу, так и не нашедшую своё женское счастье.
У Оли с Жорой была прекрасная семья, тёплые отношения и абсолютно другое распределение ролей. Ольга сделала в институте карьеру, защитила кандидатскую, а через четыре года и докторскую диссертацию. Между диссертациями родила вторую дочку, практически не отвлекаясь от своей любимой науки. Женщина активно занималась исследованиями, участвовала в научных конференциях, соответственно, дома бывала редко и не могла уделять девчонкам много внимания.
– Если б не Жорик, я бы так и сидела на печке ровно. Помнишь, как я ничего не успевала и злилась на всех? А теперь не жизнь, а сказка! Приезжаю, дочки накормлены, уроки сделаны, ужин меня дожидается, а Жора знай себе по клавишам своего компьютера стучит. И когда он всё успевает? Как стал работать в институтском компьютерном центре, так я и выдохнула спокойно. Я у них так, мама-праздник.
Ольга, действительно, всё по командировкам да по семинарам ездила, привозила подарки и вкусности. Ей не приходилось ругать девочек, зато она устраивала для них вечеринки с розыгрышами. При этом мама всегда полагалась на мнение папы в воспитании девчонок и не отменяла его запреты и наказания.
Как же Валентина завидовала подруге! Белой завистью, разумеется.
Катерина. Дожить до утра!
Взрослые уезжали на свою бесконечную стройку, Соня цеплялась с ними, а Катя чаще всего оставалась дома, в квартире, вечерами гуляла с друзьями, познавая первые «прелести» взрослой жизни. Девочка стала покуривать, попробовала спиртное. Однажды мать почувствовала запах сигарет от старшей дочери и в сердцах огрела её шваброй. А потом, опустившись на стул, заплакала от собственной беспомощности.
– Дочка, хоть ты не заставляй меня страдать, – попросила она сквозь рыдания.
Кате безумно стало жаль мать, несчастную, рано постаревшую, придавленную работой и постоянной нехваткой денег, капризами Соньки и загулами Николая.
Присев на корточки перед матерью, Катя, как котёнок, потёрлась головой о её колени, молча прося прощения. Валентина, прижав к себе голову старшей дочери, снова заплакала, а Катюша, замерев, ловила капельки такой редкой материнской ласки. Это воспоминание девочка будет бережно хранить в памяти, открывая свой «сундучок с сокровищами», когда становится совсем невмоготу. Про злополучную швабру девочка быстро забыла, как, впрочем, и про причину гнева матери, оставив себе только нежность и близость.