Загнанная в угол
Шрифт:
— Ну-ну, Жеглов, давай дальше.
— От этих соседей пройти вперед шагов пятнадцать. Там и начинаются старые захоронения. Наш холмик среди них. Да ты и сам увидишь, если хорошо приглядишься. Кстати, в этой деревне никакого начальства ты не сыщешь. Так вопрос об эксгумации надо будет согласовать только в нашей прокуратуре.
— А ты уверена…
— Уверена, — перебила я его. — Может быть, все-таки выпьешь чаю?
Он отрицательно мотнул головой. От его игривости уже не осталось следа.
— А тебя я, значит,
— Ценю сообразительных, — потрепала я его по голове и выключила засвистевший чайник.
— Ну хорошо. Но есть еще один вопрос. Ты не сильно наследила, собирая грибы на могилах?
— Н-нет… Кажется, нет, — немного засомневалась я и прикусила губу.
— Это я к тому, что когда будет производиться осмотр места…
— Это я понимаю, — оборвала я его. — Будем надеяться, что из анонимного позвонившего мне не придется превращаться в свидетеля номер один. Мне это пока ни к чему. Но позже — это возможно.
— Что-то ты темнишь, Татьяна.
— Немного есть, — призналась я. — Но послушай, мне нужна твоя информация и пара-тройка дней для окончания моего дела. А потом твори что хочешь.
— Понял. А нельзя ли начать творить, что я хочу, прямо сейчас? — сладко проворковал он и подошел ко мне.
— Нельзя, — возразила я, отталкивая его руки. Тюрин отступил назад и прислонился к стене. Взгляд его выражал полное разочарование.
— Разрешите идти, товарищ начальник? — язвительно спросил он.
— Ну, если окончательно отказываешься от чая, то разговор окончен. — Грубо, Таня. Очень грубо, — покачал он головой, но тут же улыбнулся, давая понять, что вовсе не обижен на меня и что таких, как я, у него тысячи.
— Что поделаешь? — улыбнулась я в ответ.
— Насильно мил не будешь. Ладно, пойду.
Я проводила его до двери.
— Как хоть у тебя на личном фронте? А то все о делах да о делах, — вдруг неожиданно спросил он, уже переступая порог.
— На моем фронте без особых перемен, — уклончиво ответила я. — А ты действительно развелся?
— Ага, — кивнул он. — Не любят меня женщины.
— Да ладно, не прибедняйся, Тюрин.
— И как это тебе удается всегда вовремя подбодрить человека? — отозвался он и стал спускаться по лестнице.
— Ты мне сам позвонишь, когда все выяснится? — крикнула я ему вслед.
— Сам, сам, — пробурчал он, и я захлопнула дверь. Последующие два дня мне пришлось сидеть дома, чтобы не пропустить Сережин звонок. Нельзя сказать, что я провела это время без пользы. Я отсыпалась, отъедалась, в общем, приходила в себя после стольких событий, навалившихся на меня разом.
И через два дня, около шести вечера, долгожданный звонок раздался. Голос Сергея был сух и официален:
— Тань, ты? — спросил он, когда я подняла трубку.
— А кто же еще? Ну, как дела, товарищ капитан, — в свою очередь спросила я, заметно нервничая.
— А дела-то дрянь, скажу я тебе.
— В каком смысле?
— Это не телефонный разговор, Татьяна, — отчеканил он.
— Ну, заходи, я дома. Жду, — ответила я.
Тут же раздались короткие гудки, и я почувствовала предательскую дрожь в руках. Я уже примерно представляла, с чем сейчас пожалует капитан Тюрин.
Через полчаса он пришел, одетый на этот раз в милицейскую форму и без тени улыбки на лице. Мы расположились в комнате, и он приступил к разговору.
— В общем, так, госпожа сыщица, под этим холмиком мы обнаружили труп двадцатишестилетнего коммерсанта Владимира Романовича Грачева, пропавшего без вести четыре месяца назад.
— Ясно. А почему дело дрянь? По-моему, ты в очередной раз проявил себя как…
— А по-моему, ты на этот раз здорово увязла в дерьме, — оборвал он меня, и я вспомнила, что эти же слова, обращенные в адрес Тимофеевской, слышала от Димы.
— Почему? — спросила я, заранее зная ответ, но притворяясь дурочкой.
— А потому, что патриот отечества житель Скатовки по имени Виктор Петрович Соловьев дал описание твоей внешности, твое имя и номер твоих «Жигулей». Он подробно рассказал о твоем раннем визите к нему в сопровождении некоего Лукоянова Степана Игнатьевича. Правда, тот все отрицал, ссылаясь на старческий склероз, но это нисколько тебя не спасает. Потому что, кроме показаний Соловьева и его жены, существуют еще и прямые доказательства твоего пребывания возле кладбища: четкие следы протекторов «Жигулей». Дождь, прошедший в то утро, сильно тебе навредил.
— Конюх.
— Что?
— Да так, ничего. Ну и?
— Таня, ведь ты неглупая женщина, — с укоризной произнес Тюрин, — и должна понимать, что ты теперь не свидетель номер один, а главный подозреваемый.
— Ага. Ты тоже, что ли, меня подозреваешь? — возмущенно спросила я.
— Я-то нет, но вот дело, которое ты закрутила, требует ясности в отчетах. И замять его я не в силах, ты уж извини.
Я понимала, что он прав, и могла бы ему все рассказать и даже назвать предполагаемого убийцу Грачева, но вся моя сущность частного детектива этому противилась. Я сама хотела довести это дело до конца. Мне было просто необходимо правильно во всем разобраться.
— Ну хоть три дня ты мне можешь дать? — взмолилась я.
— Два. Не больше, — отрезал он.
— И на том спасибо, — вяло поблагодарила я его.
— А «Жигули» твои? Или опять одалживала у кого? — спросил он, и я поняла, что он имеет в виду.
— Мои. Недавно купила. Так что не волнуйся, я никого не подставила.
— Да я и не волнуюсь, — в первый раз за весь разговор улыбнулся он и подсел ко мне на диван.
«Не время ломаться», — подумала я про себя и обвила его шею руками.