Загнанная в угол
Шрифт:
— А вы? — вяло поинтересовалась я, чувствуя, что уже и впрямь клюю носом.
— Найду где, — ответил он и опорожнил третий стакан.
Я поднялась с места, но тут же повалилась обратно. Ноги меня абсолютно не слушались.
— Забористая вещица! — усмехнулся старик. — До пяток продирает.
Мне стало обидно за себя, и я, собрав последние силы, дошла-таки до печки, кое-как взобралась на нее и тут же отключилась.
Проснулась я только под утро, когда в маленькое окошко стал проникать слабый свет. Степан
— Ты чего в такую рань? На двор, что ли? — проскрипел старик, не оборачиваясь.
— Ага, — ответила я и вышла на улицу.
Только сейчас я поняла, в каком смраде находилась. Зайти обратно у меня не хватило решимости. Я села на ступеньки и стала думать о том, что мне следует предпринять дальше.
— Может, чаю выпьешь? — услышала я за спиной голос Игнатича. — Щас печку растоплю.
— Нет, спасибо. Пойду я, — ответила я, поднимаясь со ступеньки и оборачиваясь к нему.
Степан Игнатич по-прежнему был в ватнике и семейных трусах.
— Да погоди. Щас к Витьке-конюху сходим. Если деньги есть, он тебе подсобит, — решил он меня обнадежить.
— А чем он может подсобить? Лошадью ведь машину все равно не утащишь.
— Это я и без тебя знаю, красавица. Попросишь его подвезти тебя до шаше. Там недалеко бензозаправка. Возьмешь с собой канистру да заполнишь ее там. Потом обратно сюда, — начал он мне объяснять, как бестолковой школьнице. — Канистра-то у тебя хоть имеется?
— Имеется, — обрадованно кивнула я. — И деньги имеются.
— Ну, тогда погодь, я щас.
Степан Игнатич ненадолго скрылся за дверью и вернулся уже одетый в вылинявшие синие штаны с неимоверно оттянутыми коленками. На ногах у него были валенки.
— Пошли. Тут недалеко.
Мы вышли за калитку и направились вдоль невзрачных деревенских домиков вправо.
— И много у вас домов? — поинтересовалась я.
— Двадцать шесть дворов, — ответил он, не то хвалясь этим количеством, не то сокрушаясь.
— И чем тут люди занимаются, если у вас всего один трактор на всю деревню, да и тот неделю без солярки?
— Чем-чем, живем мы тут, — резонно подметил Степан Игнатич. — Огороды сажаем, кто скотину разводит, кто кур, гусей. Меняемся.
— Чем? — не поняла я.
— А кто чем. Кто че разводит, тем и меняется.
— А деньги? Деньги вы получаете? — продолжала удивляться я.
— Ну, иногда и деньги получаем. Хлеб-то покупать надо. Я вот месяца три назад пенсию получил.
— А начальство-то у вас есть?
— Да на хрена нам начальство? Мы — сами себе голова.
— Что, даже и сельсовета нет? — спросила я, окончательно сбитая с толку.
— Раньше он, конечно, был. Да вот сплыл, — развел руками Степан Игнатич.
— А где же вы пенсию получаете?
— За ней в райцентр ездим.
— На чем?
— На своих двоих. Ну, это до трассы, конечно. А дальше — на автобусе, — пояснил он.
— А как же те, кто еще не пенсионер? — продолжала допытываться я.
— А у нас таких нет. Молодые все давно уж отсюдова сбегли. Ну, вот и пришли, — сказал он, отворяя калитку, на которой такой же синей краской был выведен номер одиннадцать.
Тут же послышался лай, но уже более крупной собаки, и я поспешила спрятаться за сгорбленную спину старика.
— Э! Витька! Встал уже?! — неожиданно громко прокричал Степан Игнатич, входя во двор конюха. Сквозь раскрытую калитку я увидела тощую лошаденку, жующую сено. Поодаль стояла телега. Теперь я поняла, почему Витьку называли конюхом. Не потому, что он держал табун лошадей, а потому, что у него имелась эта кляча.
Дверь дома распахнулась, и на пороге появилась женщина непонятного возраста. Ей можно было дать и сто лет, и шестьдесят. На ней был яркий ситцевый халат, а на голове платок из того же материала.
— Че разорался с утра пораньше?! — рявкнула она.
— Не ори. Витьку давай. Дело есть, — в таком же тоне ответил ей старик.
— Знаю, якие дела у тоби! — не осталась она в долгу.
В этот момент из двери показался и сам Витька, возраст которого тоже трудно было определить.
— А, Игнатич, ты чаво? — спросил он, спустился вниз по низким ступенькам и пинком загнал в будку надрывающуюся крупную дворняжку. Та, обиженно заскулив и поджав хвост, скрылась в своем домике и продолжала лаять оттуда.
— Да вот ентой даме подсобить надо, — махнул в мою сторону Степан Игнатич. — Она тебе заплатит, не боись. — И он стал доходчиво объяснять Виктору, что нужно сделать.
Тот подозрительно взглянул на меня, потом кивнул Игнатичу, а мне крикнул:
— Десятка! Не меньше.
— Да, да! — крикнула я в ответ, заглядывая из калитки.
Виктор сразу принялся запрягать лошадь, женщина спокойно удалилась в дом, а Степан Игнатич вышел со двора.
— Ну вот, кажись, я тебя пристроил, — сказал он улыбаясь.
— Ой, огромное вам спасибо, Степан Игнатич. Вы меня здорово выручили, — сказала я и протянула ему пятьдесят рублей.
— А вот енто ты зря, Татьяна, — покачал он головой и нахмурил кустистые брови. — Я ж по-человечески, а ты…
Я почувствовала, как на мои глаза наворачиваются слезы. И как же такое возможно, чтобы этот старик, живя в совершенно нечеловеческих условиях, мог оставаться человеком? Эх, Россия-матушка!
— Простите, Степан Игнатич, это я не подумавши, — тихо ответила я и поцеловала его в морщинистую щеку. — Спасибо еще раз.