Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? Скажи будущему – прощай
Шрифт:
– Вовсе я на тебя не смотрю. Да ты и лица моего не видишь.
Она лгала. Лица моего она видеть не могла. Было слишком темно.
– Не пойти ли нам внутрь? – спросил я. – Рокки хотел тебя видеть.
– Этот мудак? Знаю я, чего он хочет, но больше не получит. Ни он, ни кто другой.
– О чем ты?
– Ты что, не знаешь?
– Чего я не знаю?
– Что Рокки нужно?
– А… ну ясно… Теперь до меня дошло.
– Никому из вас ничего другого не надо, – сказала она, – но это дело обычное. Ох, да мне все равно, что я давала Рокки; он мне оказывал ту же любезность, что и я ему, – но что, если бы я залетела?
– Ну, теперь-то ты так не думаешь, надеюсь? – спросил я.
– Вот именно что думаю. Раньше я всегда была начеку. Но что, если бы вдруг обзавелась ребенком? Что тогда? Ты же видишь, что бы его ждало, когда он вырастет, а? То же, что и нас.
«Она права, – сказал я себе, – она совершенно права. Ребенок вырастет, и ждать его будет то же, что и нас…»
– А я этого не хочу, – продолжала она. – Со мной все кончено. Весь мир для меня – гадючник, и со мной – всё. Мне будет лучше, когда я умру, и всем остальным тоже. Я только порчу все, за что ни возьмусь. Ты сам это сказал.
– Когда это я такое говорил?
– Только что. Сказал, что, пока не знал меня, тебе и в голову не приходило, что ты можешь потерпеть крах… Но это не моя вина. Я ничего не могу поделать. Однажды я хотела покончить с собой, но не сумела, и уже никогда не наберусь смелости попробовать еще раз… Хочешь оказать миру услугу? – внезапно спросила она.
Я ничего не ответил; слушал, как океан с шумом бьется о сваи, чувствовал, как мол содрогается от ударов, и думал, что все ее слова – чистая правда.
Глория копалась в сумочке. Когда она вытащила руку, в ней был маленький револьвер. Никогда раньше револьвера этого я не видел, но не удивился, нисколько не удивился.
– Вот… – Она подала его мне.
– Я не хочу. Убери, – сказал я. – Пойдем, вернемся внутрь. Мне холодно.
– Возьми его и подсоби Господу Богу. – Она втиснула револьвер мне в руку. – Застрели меня. Только так ты мне можешь помочь, чтоб я больше не мучилась.
«Она права, – сказал я себе. – Только так ей и можно помочь, чтобы больше не мучилась».
Маленьким мальчиком я проводил все лето у деда на ферме в Арканзасе. Однажды я стоял там у амбара и смотрел, как бабушка варит в большом тазу травяное мыло, и тут во двор пришел дед, ужасно расстроенный.
– Нелли сломала ногу, – сказал он.
Мы с бабушкой по ступенькам перебрались через плетень в поле, где дед перед этим пахал. Старая Нелли, все еще запряженная в плуг, лежала на земле и ржала от боли. Мы стояли там и смотрели на нее, только смотрели, и все. Дед вернулся с ружьем, с которым воевал в Гражданскую войну у Чикануга-Ридж.
Конец ознакомительного фрагмента.