Заголовок в газете. Энн Эйзел
Шрифт:
– Нет, я спала. Ты готова?
– она поманила человека, стоявшего с каменным лицом возле стены вокзала и поручила ему доставить мой багаж в отель.
– С этим я сама справлюсь, - протестовала я, когда мой рюкзак снимали с плеча. Мой комментарий проигнорировали, а Рейчел открыла дверь машины и усмехнулась.
– Я едва узнала тебя в джинсах и рубашке, потому что думала о своем сексуальном Мишке, одетом в темный брючный костюм.
– Я не сексуальный Мишка и, конечно же, не твой сексуальный Мишка. Жаль разочаровывать тебя, но это моя обычная униформа. Я профессор университета, а не деловая женщина. Ты будешь ехать в рамках ограничения скорости
– я села в машину и с удовольствием погрузилась в кожаное сиденье кремового цвета.
– Нет, - ответила она смеясь, и мы взлетели. Ускорение заставило меня откинуться на спинку сиденья. Я снова цеплялась за жизнь и надеялась на чудо.
Целую жизнь спустя или, возможно, через несколько минут мы свернули на парковку перед собором. Я прикрыла рот, сдерживая безмолвный крик, и выдохнула.
– Мне нужно написать завещание. Я от ужаса чуть не закричала, когда ты подрезала туристический автобус и чуть не собрала в кучу все столбы на парковке.
Рейчел лишь слегка пожала плечами и вышла из машины. Я последовала за ней на трясущихся ногах. Она остановилась, уперев руки в бока, и осмотрела фасад собора.
– Ну вот мы и здесь. Это еще одно старое здание. Впечатляет, но он отжил свое время.
Ты можешь себе представить, папа, как я отреагировала на такое легкомысленное заявление. Эмоции просто бурлили внутри меня, я подошла к Рейчел и схватила ее за плечи. Для меня это был просто подвиг, учитывая, что я значительно меньше ее ростом, но огромное чувство несправедливости к собору в Шартре заставило меня ощущать себя высотой в десять футов.
– Мещанка! Как ты можешь называть себя художником? Я хочу, чтобы ты молчала и не сотворила что-нибудь скандальное, пока я не закончу говорить. Понятно?
Рейчел кивнула и улыбнулась.
Я повернул ее так, что она еще раз оказалась лицом к фасаду собора.
– Шартр, одно только имя вызывает страсть для любого, кто хоть чуть-чуть знает об истории искусства. Закрой глаза.
Рейчел сделала это со смехом.
– Ты же не воспользуешься мной сейчас?
Я нахмурилась, абсурдность ее слов раздражала, особенно то, что она чувствовала, что может шутить о моей профессии. Я, может быть, и меньше ее ростом и круглый консерватор, но на меня никогда не было никаких жалоб со стороны моих партнеров.
– Мы обсудим это заявление позже, - сообщила я ей.
– Теперь я хочу, чтобы ты закрыла глаза и представила себе, что ты крестьянин, живущий в глинобитной лачуге в сотне миль отсюда. Ты никогда не была дальше пяти миль от своего дома, но неделю назад ты отправилась в большое паломничество в Шартр, чтобы увидеть платье самой Девы Марии, в котором она родила мальчика Иисуса. Ты горящими глазами смотришь на массивные башни, которые замаячили еще в отдалении и становились больше с каждым днем. А теперь ты оказалась прямо перед ним. Самый высокий объект, который ты когда-либо видела, это дерево. Эти башни в три раза выше. Открой глаза и посмотри вверх.
Рейчел сделала так, как я сказала, и посмотрела на собор. Я была рада заметить, что ее взгляд вдруг стал серьезным и напряженным.
– Шартр несколько раз был сожжен. Когда это случилось в последний раз, народ стоял возле руин в полном отчаянии, побежденный и разочарованный. Тогда один человек вышел вперед, поднял камень и начал ремонт фундамента. Другой присоединился к нему и так далее, пока все сообщество не начало петь, работать и прославлять Бога. Так они заново отстроили собор. Это сила веры, человечности и надежды. Противоречит здравому смыслу, да, но это и волшебно. Магия просто сочится сквозь эти стены.
Рейчел улыбнулась, глядя на меня вниз.
– Только через эти стены?
Она немного поймала меня на моих же словах, я сделала шаг назад и перегруппировалась.
– Ну, нет, не только эти стены. Нотр-Дам - это тоже прекрасный пример. В Европе много зданий, построенных с такой же страстью, но эти стены особенные. Портик над этой аркой лучше всего демонстрирует то, что я имею в виду. Вспомни красоту греческих и римских скульптур, а теперь посмотри, насколько маленькие и неестественные эти цифры? Они грубые, упрощенные и без характера. Потеряли индивидуальность Средневековья. Теперь посмотрим ниже, фигуры святых и королей очень личностные. Они, кажется, напряглись, чтобы выскочить из камня. Человечество покинуло эпоху Готики и вступило в эпоху Возрождения. Это торжество просвещения над невежеством, порядка - над изоляцией. Ренессанс будет процветать в Италии, но здесь, в готическом Шартре, ты видишь его рождение.
Рейчел обняла меня и оставила на моих губах жаркий поцелуй. Я в ужасе! Лесбийские поцелуи на публике! Перед собором! Я повернулась к ней совершенно красная, папа, и увидела восторженную ухмылку.
– Держи себя в руках, женщина!
– приказала я, и она рассмеялась.
Я прочистила горло и продолжила свою беседу, притворяясь, что мои ноги не парят над землей и сердце не собирается выскочить от счастья. Я вызываю жалость или что, папа?
– Итак, мы, крестьяне, заходим внутрь, и вдруг нас окружает свет, Свет Божий. Самое близкое для земного человека ощущение рая. Стены возвышаются над нами, но не кажутся нам сплошной, ограничивающей пространство массой, а как будто указывают дорогу для светлого небесного воинства. Сто семьдесят шесть витражных окон наполняют пространство цветом и светом и для нас, безграмотных существ, пересказывают Библию. Наши глаза устремляются вперед и вверх к массивному круглому окну за алтарем. Это Божье место на земле, и мы стоим в экстазе глядя на все это великолепие, - я повернулась к Рейчел и прорычала: - Так что это не просто еще один старый дом, это произведение искусства, охватывающее всю новую философию, которая выводит нас из темных веков к эпохе Возрождения.
Рейчел улыбалась от восторга.
– Я доверяю тому, что аббат Сюгер написал в 1100-х годах: - "Тупой разум восходит к истине через материальное и, видя этот Свет, воскресает из своей бывшей погруженности".
Мой рот открылся, и я от досады щелкнула зубами. Я выставила себя перед ней полной дурой!
– Ты меня подставила!
– я развернулась на каблуках и прошла в боковой неф, чтобы спрятаться там в тени и про себя пробормотать грубые ругательства. Рейчел разыскала меня там и прижала к одной из высоких колонн, несущих на себе вес всего ребристого свода.
– Ты, доктор Бентли Миллер, профессор средневековой истории из Торонто - обычный академический сноб, но я все равно люблю тебя. Ты мой Медвежонок, я люблю твою страсть и преданность делу, - и прежде, чем я смогла запротестовать, она поцеловала меня. На самом деле, это далеко вышло за рамки поцелуев и переросло в обжимание. Да, прямо там - в соборе. Я достигла в нем таких высот в страсти и в восторге, до каких никогда не добиралась раньше, но это не имело ничего общего с верой, а связано было с самыми низменными желаниями. Мне стыдно признаться в этом.