Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга

Финкер Курт

«В нашем распоряжении нет настоящих союзников. Япония — это не союзник, а страна, которая хладнокровно извлекает выгоду из положения в Европе и в случае победы беззастенчиво уничтожит и германские интересы в Восточной Азии. Какую ценность представляет собой итальянский союзник, видно из моего отчёта о поездке в Италию; по существу же, Германии пришлось бы рассчитывать только на свои собственные силы».

Далее Гёрделер рассматривает вопрос о том, что Англия и Франция неизбежно воспрепятствуют новым завоевательным шагам Германии. «Англия и Франция, после того как в Мюнхене они неожиданно для многих пошли на уступки, не смогут примириться с дальнейшей потерей своего престижа, ибо тогда их верность договорам считалась бы равной нулю, воля и сила их подверглись бы осмеянию, а их мировые империи оказались бы взорванными изнутри... Поэтому они, где бы и когда бы в Европе и в политически

тяготеющих к ним районах ни были предприняв ты односторонние территориальные изменения, немедленно вступят в борьбу». Но это, считает Гёрделер, означало бы «большую войну». Германии пришлось бы вести её фактически без союзников, западнее державы блокировали бы Северное море; кроме того, у Германии нет больше валюты для оплаты импорта. Он приходит к выводу: «Согласно тому материалу, которым я располагаю, вступление Германии в большую войну недопустимо, потому что выиграть её нельзя, а поэтому надо иметь в виду опасность заключения вновь ослабляющего нас мира».

Исходя из этой ситуации, Гёрделер рекомендует пока отказаться от войны и пытаться добиться нового передела мира мирными средствами. Он требует «поставить ясные вопросы и таким образом достоверно определить перспективу возможностей брать и давать мирным путём». По его мнению, необходимо добиться следующего: «Нам должны быть предоставлены на Востоке границы 1914 г., колонии, золото, доступ к сырью». Он настаивает на быстрых действиях, ибо, «как только пределы наших экономических возможностей ведения войны будут распознаны западными державами и их союзниками, может оказаться слишком поздно». Таким образом, Гёрделер считал, что в то время соотношение сил могло измениться в ущерб Германии.

Гёрделер выступал, следовательно, в августе 1939 г. не только просто в качестве поверенного германского финансового капитала, но и как внешнеполитический советник Гитлера, Геринга и Риббентропа. Он советовал им довольствоваться «ограниченной» программой экспансии. Всё различие между концепцией Гёрделера и концепцией нацистов состояло только в том, что он выступал за новый передел мира в пользу Германии за столом переговоров, между тем как те уже давно имели в виду путь войны. Предложенные Гёрделером захваты за столом переговоров, хотя и были умереннее, чем намеченные нацистами военные захваты, казались ему более безопасными, верными и прочными. Гёрделер отражал в этом случае точку зрения Боша, Рёйша и других монополистов, которые считали, что открытая, безудержная политика может поставить под угрозу само существование германского империализма. Ход войны укрепил Гёрделера — несмотря на первоначальные победы Германии — в этой его позиции.

Основой воззрений Гёрделера служил антикоммунизм. В памятной записке от 1 июля 1940 г. он рисовал картину прозябающей под игом гитлеровского господства Европы, бедствующие народные массы которой представляли бы собой наилучшую питательную почву для «большевистских идей». Как и прежде, его критика нацистского правительства сочетается с рекомендациями и предложениями «как сделать лучше». Гёрделер не собирается устранять фашистский режим, он хочет лишь реформировать его, умерить «безмерность» захватнической политики, а не ликвидировать эту политику, «смягчить эксцессы» (преследование евреев, убийство военнопленных и гражданского населения в оккупированных странах), ибо это вредит престижу и кредиту Германии.

В конце 1940 — начале 1941 г. Гёрделер составил для своих политических друзей обширный меморандум «Цель»⁸⁵. В нём он детально изложил свои взгляды. Речь, как и прежде, идёт о варианте реакционной и агрессивной стратегии германского империализма, целью которой являлось завоевание и обеспечение его мирового господства.

Во внешнеполитической части этого меморандума после нескольких геополитических формулировок общего характера в первой же фразе говорилось: «Все совместно проживающие немцы подлежат включению в одно национальное государство; при этом будет отнюдь не ослаблением, а, наоборот, усилением немецкого престижа, если и вне подлежащих такому определению границ германского рейха будут проживать крупные немецкие контингенты»⁸⁶. Трудно обнаружить здесь какое-либо существенное различие с «Великогерманией» нацистов. Подчёркивание «крупных немецких контингентов» за пределами Германской империи, необходимых для «усиления немецкого престижа», напоминает ту ирредентистскую подрывную деятельность, при помощи которой фашисты готовили свои захватнические походы на Восток.

Второй внешнеполитический пункт касался военного вопроса: «Характер народа и центральное положение Германии в Европе в кругу других национальных государств принуждают

германский рейх к сохранению достаточно сильного вермахта. Это внешнеполитически достижимо... Сохранение германского вермахта столь важно, что эта точка зрения должна выдвигаться на первый план в отношении момента и способа окончания данной войны. Вермахт необходим также и в качестве связующей внутриполитической силы, и как школа воспитания народа...» Этот пункт тоже ничем не отличается от фашистских взглядов. Речь ни разу не заходит здесь о военной реформе или хотя бы о скромной демократизации военного дела. Выдвигалось лишь требование, «чтобы народно-хозяйственное и политическое воспитание приобрело в генеральном штабе широкую основу» и чтобы «погоны традиционной формы и цвета снова стали исключительной привилегией офицера». Войска СС следовало не расформировать, а только включить в состав вермахта.

В третьем пункте обосновывается необходимость германского господства в Европе: «Развитие техники требует... большого хозяйственного пространства... Предназначенное для Германии большое хозяйственное пространство — это определённо Европа. Однако, не говоря о том, что на ближайшие два десятилетия ввиду отсталости России оно является недостаточным, было бы трусливым отказом не пожелать использовать нашу производственную мощь и в других частях мира... Центральное положение в Европе, численная сила населения и предельное напряжение производственной мощи гарантируют немецкому народу руководство европейским блоком, если только он сам не подорвёт это руководство неумеренностью или властолюбивыми манерами. Говорить о немецком сверхчеловеке-господине глупо и самонадеянно... Руководства Европой достигнет та нация, которая как раз уважает малые нации и умеет руководить их судьбами мудрым советом и мудрой рукой, а не жестокой силой... Предпринимая же всё возможное для того, чтобы сделать руководство незаметным, подчёркнуто давая внешнее преимущество другим, можно играючи вести европейские государства к общему благу». Война и политика силы поначалу разрушили эти возможности, говорится в меморандуме, но «не будет слишком смелым сказать, что при своевременно осуществлённых действиях, то есть при прекращении войны ради создания разумной политической системы, федерация европейских государств под германским главенством станет через 10—15 лет фактом».

В отношении Советского Союза в меморандуме Гёрделера говорилось: «На Востоке никакое плодотворное экономическое и политическое сотрудничество с большевистской Россией развиваться не может... Весь опыт истории предостерегает нас от насильственного вмешательства. Оно может вызвать к жизни невиданные национальные силы. При всех условиях рекомендуется постоянный контакт с Англией, США, Китаем и Японией. Целью должно быть постепенное включение России в европейское объединение...»

Мы несколько обширнее процитировали эту часть меморандума, ибо в ней более отчётливо видно отличие концепции Гёрделера от открыто фашистской стратегии и тактики.

Общее в концепциях Гёрделера и нацистов — стремление к господству в Европе и обеспечению для германского империализма позиций мировой державы. Однако Гёрделер высказался против неприкрытой политики насилия, против громогласного подчёркивания культа немца-сверхчеловека, против юридической и моральной дискриминации других народов, против «неумеренности» Германии. Он хочет господства германского империализма в лайковых перчатках — без гестапо и СС, с соблюдением формального равноправия подчинённых народов. Он не хочет больше постоянно слышать о том, что Германия — это избранная нация господ, он хочет «внешне», «подчёркнуто дать преимущество» малым нациям, чтобы те по возможности добровольно признали главенство германского финансового капитала. Гёрделер даже не хочет уничтожать «большевизм» в Советском Союзе военной силой, ибо это слишком рискованно, он хочет в союзе с другими империалистическими великими державами «вовлечь» СССР в «европейское объединение», а это может значить только одно: подвергнуть его шантажу, разложить изнутри, удушить извне. Но — это главное — Гёрделер желает господства германского империализма.

Таким образом, в концепции Гёрделера мы имеем дело с другим стратегически-тактическим вариантом, по сути своей, единой политики мирового господства германского империализма — вариантом, характеризующимся большой эластичностью и «гибкостью», перемещением направления основного удара, большим вуалированием действительных намерений, максимальным использованием невоенного пути, однако со всё ещё угрожающе стоящим на заднем плане «сохранением достаточно сильного вермахта». Такая тактика должна была парализовать сопротивление народов, усыпить его, вместо того чтобы активизировать, к чему в конечном счёте вели действия нацистов.