Заговор бумаг
Шрифт:
— Так ты уже разворошил, — заметил Элиас. — Поэтому ее и украли.
Он был прав. Мне было необходимо научиться думать, как он, если я собирался осилить своих противников.
Додумавшись поместить объявление, я переполнился восторгом от осознания собственной находчивости и сгорал от нетерпения рассказать дяде. Дверь дядиного кабинета была приоткрыта, и я надеялся, что он не занят. Но вскоре оказалось, что я ошибался. Из кабинета доносились голоса, и я собирался уйти, чтобы вернуться в более удобное время, но что-то меня насторожило. Один голос принадлежал
Я быстро отошел от двери, слишком быстро, так как услышал лишь несколько слов из их разговора, но я не мог находиться там, где меня могли обнаружить и обвинить, что я шпионю за своими родственниками.
Я вышел из дома и стал ждать на улице, прохаживаясь взад-вперед в течение часа, пока не увидел, как Сарменто и Мендесвыходят из дома вместе. Справедливости ради следует сказать, что они вышли из дома одновременно, поскольку между ними не было ничего похожего на взаимодействие. Просто они покидали одно и то же место в одно и то же время.
Я пошел к ним навстречу, прежде чем они разошлись.
— Эй, джентльмены! — воскликнул я с показной веселостью. — Приятно видеть вас обоих, особенно вас, мистер Мендес, выходящими из дома моего дяди.
— Что вам нужно, Уивер? — спросил Сарменто с кислым лицом.
— И вас, мистер Сарменто, — продолжал я, охваченный гневом. — Вас, милый друг мистер Сарменто. Я не видел вас с тех самых пор… Когда это было? А, вспомнил: после маскарада вы юркнули в толпу, как раз после неудачного покушения на меня. Как вы поживаете, сэр?
Сарменто что-то с отвращением прокудахтал, будто я сказал нечто непристойное в хорошем обществе.
— Я вас не понимаю и не хочу понимать, — сказал он, — и не собираюсь терять время на человека, который несет чепуху.
Он резко повернулся, дабы с достоинством удалиться, и направился прочь, но несколько раз оборачивался посмотреть, не преследую ли я его. Он выкручивал шею, пока не повернул за угол и не скрылся из виду.
Я хотел броситься ему вдогонку, но Меидес стоял на месте, словно ждал, что я заговорю с ним о деле, которое его привело. Без всякого сомнения, я мог побеседовать с Сарменто, когда мне было удобно, с Мендесом было иначе.
— Рад видеть вас в таком приподнятом настроении, сэр, — сказал он. — Надеюсь, расследование идет успешно.
— Да, — сказал я, хотя мое хорошее настроение улетучилось. — В данный момент меня занимает один любопытный вопрос. А именно: что вы делали в доме моего дяди?
— Нет ничего проще, — сказал он. — Я приходил по делу.
— Подробности, мистер Мендес, подробности. Какое у вас может быть дело?
— Просто у мистера Лиенцо на руках оказалась некая модная ткань, которой наше чересчур ревностное правительство не позволяет торговать. Он доверил мне этот товар несколько месяцев назад, и поскольку я нашел покупателя, то хотел лишь заплатить вашему дяде то, что ему причиталось.
—
— Он доверенное лицо вашего дяди. Как вам известно. Он работал с вашим дядей, когда я приехал.
Вы ведь, — добавил он с усмешкой, — не подозреваете дядю в чем-нибудь неподобающем? Мне бы не хотелось, чтобы вы порвали с ним отношения, как когда-то с вашим отцом.
Я напрягся от этих слов, которые, я был уверен, имели своей целью меня разозлить.
— На вашем месте, сударь, я бы поостерегся. Не пытаетесь ли вы проверить, ровня я вам или нет?
— Я не собирался вызвать ваш гнев, — елейным голосом сказал он с напускным миролюбием. — Мои слова вызваны беспокойством. Видите ли, я прожил здесь много лет, видел, как страдал ваш отец, потеряв сына, который пал жертвой гордыни. Думаю, как его, так и вашей.
Я хотел ответить, но не знал, что сказать, и он продолжил:
— Хотите, сэр, я расскажу вам одну историю про вашего отца? Думаю, вы сочтете ее занятной.
Я стоял молча, не зная, что он может рассказать.
— За два или три дня до несчастного случая, который стоил ему жизни, он пришел ко мне домой и предложил солидную сумму денег за выполнение его поручения.
Он хотел, чтобы я задал вопрос, и я его задал:
— Какого поручения?
— Оно показалось мне странным, поверьте мне. Он хотел, чтобы я доставил сообщение.
— Сообщение, — повторил я. Я не мог скрыть растерянности.
— Да. Это было настолько странно, что я, стараясь быть тактичным, объяснил мистеру Лиенцо, что доставлять записки ниже моего достоинства. Он смутился и объяснил, что опасается, будто кто-то может причинить ему вред. Он подумал, что такой человек, как я, может доставить сообщение, не подвергая себя опасности и не привлекая внимания.
Его рассказ задел меня больше, чем я ожидал. Мендеса наняли выполнить поручение, которое мог выполнить я, если бы не порвал отношений с отцом. Отец нуждался в человеке, на чью силу и смелость он мог бы рассчитывать, но он не обратился ко мне, возможно это ему даже в голову не пришло. А если бы он обратился, как бы я к этому отнесся?
— Я доставил записку адресату, — продолжал Мендес, — который в то время находился в кофейне Гарравея на Биржевой улице. Человек открыл записку и пробормотал лишь: «Черт, Компания и Лиенцо в один день». Вы знаете, кто был получателем записки?
Я не сводил с него глаз.
— Человек, о котором вы спрашивали у мистера Уайльда. Персиваль Блотвейт.
Я облизал пересохшие губы.
— Мистер Блотвейт написал ответ? — спросил я. Мендес кивнул, довольный собой:
— Мистер Блотвейт попросил передать вашему отцу, что он благодарит его за честь, которую тот оказал ему, сообщив эти сведения, и что он, Блотвейт, будет держать их в тайне, пока не обдумает.
— Уайльд отрицал, что ему что-либо известно о Блотвейте, и вдруг вы рассказываете мне эту историю. Я должен верить, что вы противопоставляете себя Уайльду? Скорее всего этот разговор между евреями — часть его плана.